Агония

— Конечно, вру.

— А говорил, что будешь послушный и покладистый.

— Я покладистый. Главное, чтобы в этот момент ты была снизу.

Хотел, чтобы и сейчас она была снизу. На спине лежала. Именно сейчас. Только так. Вся под ним — от первой ее дрожи и до последнего его горячего спазма.

— Кис-кис, — сказал хрипло на ухо. Она жарко выдохнула, сухо сглотнула и чуть выгнула шею. — Кис-кис, — снова позвал и посмотрел на нее: лицо стянуто напряжением, уголки губ чуть приподняты в улыбке. Но в глазах что-то загорелось. Что-то поменялось в глубине зрачков, едва уловимое, но для него заметное: она просит. Просит его девочка, хочет, чтобы перестал мучить и взял поскорее. Подталкивает, проводя ладонями по бедрам и слегка впиваясь ногтями в ягодицы.

Вошел в нее горячую, мокрую, медленно проникаясь каждым импульсом удовольствия и каждой искрой. Замер, втягивая в себя побольше кислорода, когда потаенные женские мышцы сжали изнутри.

Еще не двигались оба, не шевелились. Тяжело дышали, переживая первые секунды удовольствия. А дышалось уже по-другому, даже воздух, казалось, поменялся — стал густой и сладкий.

Поцеловал Регину, но поцелуй не затянул, лишь влажно и чувственно скользнув по ее языку своим. Хотел видеть глаза, когда наслаждение охватит каждую клеточку ее тела. Хотел все в них прочитать.

Толкнувшись в нее до упора, вжал всю в себя и снова ненадолго припал к губам. Голодно, быстро, слегка укусив. Она тихо и нетерпеливо застонала, погладив ладонью его шею и крепче сжимая бедрами. Возбуждение горячо текло по венам, высушивая невыплаканные слезы. В глазах теперь только мучительное желание отдаться. У него другое — взять. Впечататься. Не только в тело — в самую суть. Так и двигался. Чтобы проникнуть. Заполнить. Всю. До отказа. Остаться и стать. Второй. Ее. Сущностью.

Не теряя ее взгляда, но теряя разум, брал дико, жадно. До боли. Будто ничего у них до этого никогда не было. Сминая звериной лаской. Губами во влажной коже, ломая последние барьеры отчуждения. Приручая к себе навечно. Чтобы быть для нее всем. Потому что она для него всё.

Стоны громче. Дрожь сильнее. Она на грани уже. Выгибалась от каждого толчка. Бесконтрольно вонзала зубы в плечо, лаская укусами. И смотрела на него. Глаза в глаза. Не таясь. Каждый сладостный миг переживая с ним. Обнажив всю душу. Как для выстрела.

— Кис-кис… — замедлил движения, а ей не понравилось.

— М-м-м, — громко застонала и протестующе.

— Я знаю, знаю… — всего лишь хотел опереться на руки, чтобы входить в нее глубже, резче.

Чтобы ритм четче и близость глаза в глаза. Глубже… Внутри. Под кожей. По венам. Со вздохом. Резче… Со стоном. Без слов. Без памяти.

Пока оба не сорвались с шепота на крик. С дрожи — на озноб лихорадочный. С тихих спазмов — на штурмующие приступы. Пока не нашли в зрачках потемневших кристально-прозрачную истину.

Глубже. Резче. До красных рубцов на его спине…

— Страшно пить хочется, — прошептала чуть позже, не узнавая собственного голоса.

Они еще лежали в гостиной на диване. Не могли друг от друга оторваться. Мокрые, дрожащие. Горячие после секса.

— Я принесу. Тоже пить хочу.