Агония

— Угу.

— Это ты без меня одичал. И озверел… Да?

— Конечно. Сейчас снова начну стремительно приобретать человеческий вид.

— Поцелуй меня, как в первый раз, — вдруг шепотом попросила она.

Шамрай улыбнулся:

— Как в первый раз уже не получится.

— Почему?

— Потому что, тогда я деликатничал, а теперь не буду. — Но поцеловал нежно. Не подавляя и не настаивая, с мягкостью, со свободой на дыхание.

Регина улыбнулась, еще не отрываясь от его губ, и он поцеловал еще раз — ее улыбку.

— А говорил, что не получится…

Получилось. Точно, как в первый раз. И если сейчас охватившее возбуждение от мягкого и легкого прикосновения было понятно, то тогда она ничем не могла его для себя объяснить. Как и токи, бьющие по рукам от желания прикоснуться к нему, обнять, потрогать.

— Не буду, говорит, деликатничать, — сипло сказала она, и Вадим вздрогнул.

От возбуждения. Узнавал эту нотку. Хрипотцу в тоне. Словно легкий шорох, шелест. Между слов примешался, между звуков.

— Не буду… никогда больше в жизни… не буду… — И у самого голос сел, ослаб, угасая еще где-то на уровне горла.

Как обещал, неделикатно повалил ее на спину. Так же неделикатно — быстро и нетерпеливо — содрал с нее одежду и белье. Сжал руками талию, двинулся вверх, по ребрам, чуть вдавливая ладони в кожу. Поцеловал долгим, сладким, сводящим с ума поцелуем и стал языком слизывать-считывать следы от собственных губ и пальцев, которые остались на ее коже после вчерашней ночи. Зализывал синячки, касался красных пятен, и снова напряжение на все двести двадцать. Подкожно и внутривенно. Поцеловал грудь, втягивая губами нежную кожу, оставляя на ней еще одну свою метку, и Регина застонала, своим стоном снова пуская по его спине озноб удовольствия. Оно запредельное — видеть свои отметины на любимом теле. Видеть ее такой после себя. И чувствовать, как она снова слабеет от каждого прикосновения, оплывает под руками, точно свеча, и плавится.

— Обещай, что не будешь к нему ревновать, — вышептала, хватаясь за ремень на его джинсах.

— Обещаю. — Привстал, задирая на себе футболку.

— Да?

— Да. — Наконец, скинул с себя все и прижался к ней голым телом.

— Точно? — переспросила с надеждой, но, заглянув ему в глаза, приглушенно воскликнула: — Врешь же…