Агония

Пройдя от двери чуть дальше по коридору, Регина остановилась у окна с большим спатифиллумом на подоконнике. За лето цветок разросся и теперь радовал глаз здоровым глянцем пышной зелени и нежными белыми цветами.

— Мама, мы с Владом расстались, — повторила, ответив на звонок матери и надеясь, что первое удивление прошло, и разговор пойдет в более спокойном тоне.

— Почему?

— Какая разница? Расстались, и все. Я так решила, — ответила резковато, дабы тоном оборвать последующие вопросы. И не думала посвящать мать во все неприятные подробности самого расставания и последующего общения с Владом. Незачем ей это знать. Ни к чему.

— Что за глупости? — предсказуемо возмутилась Елена Ивановна. — Я так и знала, как чувствовала!

— Мама, прекрати! — невольно вспылила Регина, хотя знала свою мать. И знала, что та еще долго будет докучать подробными выяснениями. — Я не ребенок, сама разберусь, с кем мне встречаться, а с кем расставаться. У меня свои причины и объяснять я их не буду.

— Мне Владик вчера звонил и ничего не сказал. Я сегодня от тебя об этом первый раз услышала.

— Зачем он тебе звонил? — пришла очередь дочери удивляться.

— Поинтересовался, как у меня дела, как здоровье. Спасибо, что хоть он про меня помнит, а то ты про мать совсем забыла.

— Перестань. Я всегда на связи. Мама, ради бога, не нагнетай и, прости за прямоту, я тебе сообщила, что с Владиком рассталась, только из вежливости. Потому что ты с ним лично знакома. И больше я ничего не хочу обсуждать. В этом нет надобности.

И самой не нравилось, как звучали ее слова, как нетерпимо резок стал тон, котором говорила, но иначе не получалось. Сколько можно говорить о Реймане? От одного его имени начинало потряхивать. Кто бы знал, что их милый вялотекущий роман обернется для нее такими проблемами.

— Какой ты все-таки можешь быть упрямой! Молчишь, молчишь, а потом как вытворишь что-нибудь, только диву даешься! Ты как… — оборвалась Чарушина-старшая, будто поперхнувшись словами.

— Знаю. Я как отец, — засмеялась дочь, чуть смягчившись, хоть в их семье «как отец» было почти ругательством. — В конце концов, мама, я не плачу, не жалуюсь, я счастлива, что все так вышло. Ты и представить не можешь, как я сейчас счастлива. Разве было бы лучше бесконечно названивать и плакаться о своих проблемах?

Мать громко вздохнула и ничего не ответила. То ли раздумывала над ответом, то ли не хотела соглашаться с дочерью.

Регина, воспользовавшись возникшей паузой, решила попрощаться:

— Мамуль, давай потом созвонимся, я же на работе сейчас, — говоря это, понимала, что «потом» она тоже не будет объясняться и обсуждать Владика. Не может быть у них никакого разговора «потом». Как и не плакалась бы она, не названивала, случись у нее действительно проблемы.

— Да-да, — рассеянно донеслось из трубки.

— Я же люблю тебя и не хочу, чтобы ты попусту волновалась.

— Как же я могу не волноваться? Какая мать желает, чтобы ее ребенок испортил себе жизнь?

Регина еле сдержалась, чтобы не добавить, что оставаться с Рейманом — это как раз испортить себе жизнь, но не стала.