— Эти дома не фешенебельные, сын мой. Они самого что ни на есть низкого пошиба, так что, если у тебя есть прищепка, советую зажать нос.
Они расплатились и вышли на улицу. Впереди они увидели патрульную машину, стоящую у тротуара. Рядом, окруженные детьми, двое полицейских разговаривали с мужчиной и женщиной.
— Что-то случилось, — сказал Карелла. Он ускорил шаг. Хейвз поспешил за ним.
— Да тише вы! — увещевал полицейский. — Не надо кричать!
— Не кричать? — гремела женщина. — Как я могу не кричать? Этот человек…
— Кончайте базар! — взорвался второй полицейский. — Хотите, чтобы сюда прикатил комиссар?
Карелла пробрался сквозь тесную толпу ребятишек. Он сразу узнал полицейских и подошел к тому, который был ближе:
— В чем дело, Том?
Женщина расплылась в улыбке.
— Стиви! — воскликнула она. — Dio gracias[6]. Скажи этим бестолочам…
— Привет, мама Лу, — поздоровался Карелла.
Мама Лу, очень полная женщина с черными волосами, собранными сзади в пучок, и белой, как алебастр, кожей, была одета в свободное шелковое кимоно. Ее необъятный бюст, начинавшийся, казалось, прямо от шеи, вздымался, словно морская пучина. Аристократическое лицо с изящными чертами хранило благочестивое выражение. Из всех содержательниц публичных домов в городе она пользовалась самой дурной славой.
— В чем дело? — спросил полицейского Карелла.
— Этот парень не хочет платить, — ответил тот.
Это был небольшой мужчина в легком костюме в полоску. Рядом с мамой Лу он казался еще меньше ростом. Под носом у него чернели небольшие усики щеточкой, темные волосы беспорядочно падали на лоб.
— То есть? — переспросил Карелла.
— Не хочет платить. Был наверху, а теперь собирается улизнуть.
— Я всегда говорю им: сначала получите denaro[7],— закудахтала мама. Лу. — Сначала denaro, потом — amor[8]. Нет. Эта бестолочь, эта новенькая, она вечно забывает. А теперь, видишь, что из этого получается. Скажи ему, Стиви. Скажи, пусть отдаст мои деньги.
— Ты стала небрежно вести дела, Лу.
— Да, да, знаю. Но скажи ему, пусть отдаст мои деньги. Стиви! Скажи этому Гитлеру!