Почти любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

– А она не вернется, – уверенно произносит Майя, поставив чашку на поднос. В мутной башке что-то щелкает, вытряхивая из мозгов весь хмель. – Олеся приходила час назад, – невозмутимо поясняет соседка. – Ты не думай, я ей объяснила все, как было. Поверила или нет – не знаю. Вела себя спокойно, вежливо, даже кофе со мной выпила, сказала, что завтра днем заедет. За вещами. Саш… – виновато шепчет Майя, напугавшись выражения моего лица. – Я же не нарочно. Она своими ключами открыла. Не в шкаф же мне было прятаться?

– Это какой-то гребанный пи*дец, – хрипло бормочу я, проводя по лицу ледяной ладонью.

«Олеся бы спряталась», проскальзывает в голове тупая мысль. Догадавшись по моей реакции, что пора по-тихому сваливать, Майя молча улетучивается из спальни, а через три минуты и из квартиры. Что, сука, ей мешало сделать это ночью? Хер с ней, с незапертой дверью. В подъезде камеры везде, никто бы не сунулся. Мне, бл*ь, что теперь прикажете делать?

Сломав всю голову, но не придумав ничего вразумительного, заворачиваюсь в плед и, захватив телефон, выхожу покурить на балкон. Первая затяжка бьет по шарам, потом постепенно отпускает. Собравшись с духом, набираю Веснушкин номер, почти не надеясь, что она ответит. Но она оказывается смелее, чем я думал, и берет трубку после пятого гудка.

– Привет, Страйк, – здоровается бесцветным голосом, а я, как назло, зависаю, не зная, что сказать. С чего, вообще, начать?

– Лесь… – это все, на что меня хватает.

– Расслабься, Саш. Все нормально, я сама виновата, – невозмутимо выдает Веснушка, отправляя меня в очередной нокаут. Какое на хрен «нормально» и «сама виновата»? Она там белены объелась или успокоительного напилась? – Тебе не нужно ничего мне объяснять. Поверь, я все прекрасно понимаю.

– Что ты понимаешь, Лесь? – глухо спрашиваю я, тоже прекрасно понимая, с какой целью она мне все это говорит.

Олеся какое-то время молчит, подбирая правильные, по ее мнению, слова, которые, по сути, не скажут мне ровным счетом ничего. Я знаю, как она умеет закрываться, когда ей больно. Знаю, потому что сам это частенько практикую. Но сейчас больно нам обоим, так зачем врать и притворяться, что все зашибись? Ради гордости, чувства собственного достоинства? В жопу то и другое.

– Тебе нужно меня отпустить, – шелестит в трубке ее голос. Вопреки моим ожиданиям, не лживый и не наигранный. В груди болезненно сжимается от осознания, что она говорит это абсолютно искренне и серьезно.

– Не нужно, Олесь.

– Ты обещал, Саш. Помнишь? – тихо напоминает Веснушка.

Хотел бы сказать, что нет, но я помню. Такая глупость – эти обещания, данные, когда мы еще друг друга толком не знали.

– Я ее не трахал, – выкрикиваю в трубку.

– Майя мне сказала, – напряженно отзывается Олеся. – Но это неважно. Дело вовсе не в ней.

– Тогда в чем? – уточняю я, и вдруг отчетливо понимаю, что это наш последний разговор. Любые слова и уговоры бессмысленны. Она приняла это решение не сегодня и не вчера, и даже не полгода назад. Олеся изначально знала, что все закончится вот так…

– Во мне. Я тебя не люблю, – отвечает она недрогнувшим голосом.

– Врешь, Веснушка, – хрипло говорю я, до треска сжимая телефон.

– Мы оба сейчас врем, Саш, а значит, это нужно прекратить.

– Оба? – яростно переспрашиваю я. – За все месяцы, что мы прожили под одной крышей, я ни разу тебя не обманул.