Натирбофф понял, что надо сменить тему.
— Скажите, а как вы относитесь к коммунистам? И к коммунизму. Если это не личный вопрос, конечно.
— Ой, а как к ним относиться? Сложно, но жить можно. Если знаешь как… А вещи, что мы оставили — их забрать нельзя будет?
Натирбофф как будто очнулся от сна — такая реакция у него была на этот вопрос.
— Боюсь, что нет. Где Ирина?
— Она в Германии. Ей ведь можно будет потом приехать?
— Простите?
— Потом приехать. Сюда.
Натирбофф покачал головой — всё было как в дурном сне.
— Думаю что нет. Вы понимаете, что вашу дочь могут обвинить в государственной измене?
— За что?
— Вы передавали в США секретную военную информацию, вы это понимаете?
— Ой, да кто поверит. Если кого и обвинят, так этого дубака. И правильно. Нечего…
Этого Натирбофф не вынес — вскочил и вышел из кабинета
Гас Хатауэй ждал в соседнем кабинете — там был выведен приемник от микрофона, но видеосъемка не велась. Глаза его блестели охотничьим азартом…
— Мюрат, это одна из самых поразительных записей, которые я слышал.
— Спасибо.
— Нет, серьезно. Кто она вообще? Дура?
— Нет, она не дура. С ней что-то не так… Я пока не могу выразить, что именно. Но она — не подстава.
— Нет не подстава. Русские не стали бы разрабатывать такую дикую легенду.