Вот и сейчас, вспомнив методу дяди Петра, Валентин, вытаскивая ремень рывками, пытался уцепиться глазами за подробности гостевого дома, которые притормозят сползание на край пропасти. Погоди, жизнь выносима, смотри… но лестница, на которой он рухнул, вцепившись в перила, сухо твердила одно и то же голосом тетки: но однажды потолок ему не помог, на беду выдался пасмурный день, трещины и пятна стали совсем не видны, и твой дядя повесился. Корчась от ужаса, Валентин вспомнил, как брат в больнице ответил ему на вопрос: неужели так хочется? То есть, неужели так жутко хочется уйти из жизни, что нет сил с этим «нет» справиться взрослому сильному человеку? Борис сразу понял его и ответил полушепотом жути: Валюн, это невыносимо, представь себе, ты выпил два литра пива, твой мочевой пузырь трещит по швам, распирает с такой силой, что ты вот потеряешь сознание, ты, качаясь, стоишь над унитазом и зажимаешь шланг, чтобы не капнуло.
Полный швах!
Вот и сейчас Валентин смог только выронить зажигалку, чтобы на миг оставить проклятый ремень и, поймав скользкий квадрат «Ронсон», зажечь огонь левой рукой и обжечь пальцы на правой, той, что тянула ремень из петель штанины… петли… тебе не уйти от петли… ожог не подействовал, зажигалка выпала, покатилась по ступеням лестницы и погасла… «Это лестница меня подкараулила», — сказал себе Валентин, а лестница продолжала твердить в ритме ступенек голосом тетки: «…Однажды потолок не помог, раз, на беду выдался пасмурный день, два, и твой дядя повесился, три…»
Его спасла Кукла.
Девочка, белое облачко в пижаме и тапочках, выбежала из номера к лестнице и, увидев Валентина, не обращая внимания на его странную позу на четвереньках, кинулась к нему в слезах, протягивая ладошку, на которой лежала бабочка.
— Она умерла!
— Нет, — очнулся от приступа смерти несчастный Валюн, — она только помяла крылышки. Смотри, нужно тихонько подуть. — Взрослый взял руку девочки у запястья, бабочка чуть шевельнулась. Это была ночная сатурния. Бабочка расправила крылья из тончайшего шелка в пудре полета, развернулась на ладони и фффыр — полетела.
— Спасибо. — Она перестала плакать: — А теперь, пожалуйста, отведите меня к бабуле, одна я боюсь ходить по коридору.
Он довел Куклу до высокой приоткрытой двери.
— Скажи, — придержал он Куклу на миг, — а как ты достаешь счастливые билеты из барабана?
— Они, как щенки, тыкаются в руку носами. Холодный нос — плохо, теплый — хорошо. Завтра за бабочку я вытащу тебе самый теплый…
Облачко скрылось, смерть отступила, только тут Валентин почувствовал боль от ожога на запястье правой руки. Боль и запах паленых волосков обугленных в том месте, где огонек зажигалки пытался побороть призыв суицида.
Приступ черной тоски миновал, он чудом вырвался из капкана, вернулся в судьбу детектива, попавшего в дурной переплет судьбы. Душа Валентина Драго вновь спасительно погрузилась в подробности самозащиты: до разоблачения остались едва ли часы, счет пошел на минуты… Вернувшись в номер, он разделся и тигром прыгнул в постель, внушая себе: спи! Покачавшись над бездной, люлька причалила к напольной лампе (квадрат света на витой ножке), которую он не стал выключать. На этом тревожном уступе скалы Валентин, наконец-то уснул, но только-только сон набрал в легкие сна сонм сновидений, как в дверь постучали.
Валентин сразу проснулся.
Он-то думал, что проклятый вторник все-таки кончился…
Постучали второй раз. Негромко, но настойчиво. Затем третий раз уже с раздражением. Он запахнулся в самурайский халат и открыл высоченную дверь.
Это была Магдалина, но разглядеть ее он не успел.
— Фас!
Два добермана кинулись на него молча, страшно, с легким рычанием умело сбили с ног. Он упал спиной на ковер. Самец вцепился, ему в горло, фиксируя позу «пленник», а самка прихватила зубами левую ляжку и поставила твердую лапу на причинное место — поза «страж». Одно неосторожное движение, и он будет растерзан.
— Кто ты, сучий потрох?
ebooksa