– Когда я хочу подать милостыню и мне нечего дать, я даю милостыню кровью. Тот, кто что-то имеет и оказывает другим материальную помощь, испытывает радость, тогда как человек, которому нечего дать другим, постоянно страдает и в смирении говорит себе: «Я не оказал милостыни своему ближнему». Доброе расположение – это всё. У иного богача есть что дать, но он не даёт. А какой-нибудь бедняк хочет дать, но не даёт, потому что дать ему нечего. Одно от другого отличается. Богатый, подав милостыню, чувствует удовлетворение. А бедному больно, он хочет сделать добро, но ему нечего дать ближнему. Он душевно страдает, тогда как, будь у него что-то, он отдавал бы его и не мучился. Доброе расположение видно по делам. Если кто-то попросит милостыни у бедняка и тот, сам испытывая лишения, подаст ему, то независимо от того, пропьёт ли эти деньги человек, получивший милостыню, бедняк, подавший её, получит душевную радость, а Бог, просветив кого-то ещё, поможет материально и милостивому бедняку. А иногда, знаете, какая случается несправедливость? Человек, чтобы помочь ближнему, отдаёт ему то, что имеет сам, а другой в своём помысле истолковывает это, как ему нравится…
– Что Вы имеете в виду, геронда?
– Предположим, что у какого-то несчастного есть всего-навсего пять тысяч драхм[108] в кармане. Встречает он на дороге нищего, суёт их ему в руку и убегает. Нищий видит, что это пять тысяч, и радуется. Проходит в это время мимо какой-то богатей и, видя, что другой подал пять тысяч милостыни, говорит в своём помысле: «Раз он так пятёрки раздаёт, то кто его знает, сколько у него денег? Миллионер, небось!» И подаёт этот богатей нищему пятьсот драхм, успокаивая помысел тем, что исполнил свой долг. Между тем всё, что имел тот несчастный, и была эта пятёрка. И как только он увидел нищего, его сердце взыграло, и он её отдал. А если бы и богач немножко духовно работал над собой, то имел бы добрый помысел и сказал бы: «Гляди-ка, отдал последнее», или: «У самого и было-то всего тысяч десять, а пять отдал нищему». Но как ему придёт добрый помысел, если он духовно не работал над собой? Вот он и комментирует: «Раз он так деньгами швыряется, значит, лопатой их гребёт».
А некоторые люди подают пятьсот или тысячу драхм нищему, но с бедным работником, трудившимся у них, из-за пяти или десяти драхм устраивают целые еврейские базары. Я не могу понять: ну хорошо, ты даёшь пятьсот или тысячу драхм тому, кого не знаешь, и при этом оставляешь голодным того, кто рядом с тобой и помогает тебе? А ведь его ты обязан полюбить и ему помочь прежде всего. Но, видимо, милостыня этих людей делается для того, чтобы их похвалили. А какого-нибудь рабочего такие люди, движимые мирской логикой, могут ещё и в суд потащить – якобы для того, чтобы не быть посмешищем в глазах других. Одна женщина, ходившая в церковь, рассказала мне[109], что однажды она хотела купить дрова у одной бабушки, которая их три часа везла на мулах из леса в деревню. А в тот день эта бабушка прошла ещё полчаса лишних, то есть в общей сложности три с половиной, потому что обходила сторожевые посты, чтобы её не схватили лесники. «И почём же?» – спрашивает её госпожа. «Пятнадцать драхм», – отвечает старушка. «Нет, – говорит госпожа, – это много. Я плачу тебе за них одиннадцать драхм». «Так-то вот, – сказала она мне потом, – это чтобы нас, людей духовных, не считали дураками». Я ей после задал трёпку! Бабуля держала двух мулов и потеряла два дня, чтобы выручить двадцать две драхмы. Почему бы не дать ей двадцать драхм сверху?! Так нет же, вместо этого надо было устроить настоящую еврейскую торговлю.
Милостыня весьма помогает усопшим
Богатство, не будучи раздаваемо бедным за здравие и спасение нашей души или за упокой душ наших умерших близких, приносит человеку разрушение. Милостыня, поданная болящим, вдовам, сиротам, другим несчастным, очень помогает и усопшим. Потому что, когда подаётся милостыня за усопшего, принимающие её говорят: «Бог его простит. Да будет благословен его прах». Если кто-то будет страдать от болезней, не сможет работать, будет в долгах и ты в таком тяжёлом положении поможешь ему и скажешь: «Возьми эти деньги за упокой души такого-то», то этот человек скажет: «Бог его простит. Да будет благословен его прах». Берущие милостыню совершают сердечную молитву за усопших, и это весьма помогает последним.
– Если у какой-то женщины муж умрёт не причастившись, не поисповедовавшись или если у неё разобьётся ребёнок, то что ещё может она сделать, чтобы помочь их душам?
– Пусть она сама, насколько может, станет лучше. Естественно, этим она поможет себе самой, но и мужу своему тоже, потому что раз они венчаны, то умерший тоже имеет свою часть в её духовном преуспеянии. Это важнее всего: стать лучше самой. Иначе она может сделать что-то доброе, но при этом не измениться к лучшему. «Свой долг, – скажет она, – я выполнила. Что ещё ты от меня хочешь?» И останется неисправленной или даже сделается ещё хуже.
Милостыня «втайне»[110]
– Геронда, некоторые считают фарисейством, если человек ходит в церковь, но отстаёт в любви и жертвенности.
– Э, откуда они это знают? Они уверены в этом?
– Так они судят.
– Христос что сказал? Не
Помню, когда я в 1957 году был в одном особножительном монастыре[112], за каждое послушание, в зависимости от его сложности, братии давали денежное вознаграждение. Поскольку в то время в монастырях была нехватка людей, некоторые из братии, у кого были силы, брали на себя помногу послушаний и вознаграждения получали больше, но раздавали полученное бедным. Был там один монах, которого звали жадиной, потому что он не раздавал денег. Когда этот монах умер, то на погребении оплакивать его собрались бедные крестьяне отсюда, с Халкидики – с Великой Панагии, с Палеохори, Нэохори[113]. Эти крестьяне держали волов и перевозили лес, деревянные лаги; тогда все возили на волах, не то, что сейчас – на самосвалах, на лесовозах. Так вот, этот монах что делал: собирал-собирал деньги, которые ему давали за те послушания, которые он выполнял, а когда видел, что у какого-то хозяина, главы семейства, был только один вол или же он околевал, то монах покупал ему вола. Купить вола в те годы было делом нешуточным, он стоил пять тысяч драхм, а деньги тогда были «твёрдые». Другие монахи подавали пять драхм одному нищему, десять – другому, двадцать – третьему, и их благодеяния были видны. А умерший был совсем незаметен, потому что он не подавал милостыню подобно другим, а копил деньги и помогал людям по-своему. Так вот его и прозвали жадиной, скупердяем. А в конце концов, когда он скончался, собрались бедняки и плакали: «Он меня спас!» – говорил один. «Он меня спас!» – говорил другой. В те годы, имея вола, можно было перевозить лес и содержать семью. Братия монастыря была поражена. Потому я и говорю: «Где нам знать о других, что делают они?»
– Геронда, иногда человек оказывает милостыню, но ощущает и какую-то пустоту. В чём причина?
– Пусть присмотрится к себе, может быть, им движет человекоугодие. Когда побудительные мотивы чисты, человек ощущает радость. Знаете, что устроили однажды в одном городе? Мне рассказывал об этом один мой знакомый, благоговейный человек, адвокат по профессии. Приближалось Рождество, и некоторые христиане решили собрать разные вещи, сделать свёртки, разные подарки и раздать их бедным на городской площади. Тогда, после оккупации[114], люди жили в нужде. Этот адвокат сказал: «Раз мы знаем, кто бедный, а кто нет, давайте лучше раздадим эти подарки без шума». – «Нет, – ответили ему, – раздадим их на площади во славу Божию, чтобы люди видели, что нам не всё равно». – «Да зачем это надо? – снова возразил им мой знакомый. – В какой книге вы видели, чтобы так раздавали милостыню?» Те своё: «Во славу Божию». Никак он не мог переубедить их и, когда осознал это и выбился из сил, оставил их делать так, как они хотели. Ну и что же: свезли они подарки на большую городскую площадь и объявили, что будут их там раздавать. Всем это стало известно, и тут же налетел самый прожжённый народец, как гориллы всё равно: хватали, хватали и остальным ничего не оставили. Подарки достались тому, кто был варваром и нужды не имел, а несчастная беднота осталась с пустыми руками. А когда ответственные за это мероприятие попробовали навести там порядок, то они ещё и по шее как следует получили – «во славу Божию»! Видите, как действуют духовные законы? Для человека мирского есть оправдание в том, чтобы погордиться, похвалиться, но какое в этом оправдание для человека духовного?
– А бывают, геронда, люди неверующие, но сострадательные и делающие добро…
– Когда человек мирской даёт милостыню по доброму расположению, а не по человекоугодию, Бог не оставит его и в какой-то момент заговорит в его сердце. Один мой знакомый, живший в Швейцарии, рассказывал об одной богатой даме, атеистке, которая, будучи чрезвычайно сострадательной, дошла до того, что раздала всё своё состояние бедным и несчастным и в конце концов осталась совершенно нищей. Тогда те, кому она раньше помогала, постарались пристроить её в самый лучший дом престарелых. Однако, несмотря на все добрые дела, которые сделала эта женщина, она оставалась атеисткой. Когда пытались заговорить с ней о Христе, она уклонялась от разговора, говорила, что Христос был всего лишь добрый человек, общественный деятель, излагала и другие подобные теории. Возможно и то, что христиане, которые с ней беседовали, не помогли ей, она не увидела в их жизни ничего особенного. «Помолись за эту душу», – говорил мне мой друг и сам много молился о её обращении. По прошествии какого-то времени он рассказал мне, что, придя как-то в дом престарелых, он увидел её совершенно преображённой. «Я верую, – восклицала она, – верую!» С ней произошло одно чудесное событие, изменившее её, и после этого она захотела креститься.
«Сие́ бо творя́ у́глие о́гнено собира́еши на главу́ его»
– Геронда, если человек не нуждается, но только притворяется таким, то надо ли ему помогать?
ebooksa