Даниэль Деронда

Слуги обнаружили ее распростертой на полу без чувств. Глубокое горе сочли естественным для бедной леди, чей муж утонул у нее на глазах.

Часть восьмая. Плоды и семена

Глава I

Измерение, как известно, представляет собой весьма несовершенный способ оценки. Длина орбиты Земли вокруг Солнца способна поведать о шагах человечества к прогрессу не больше, чем площадь поля готова сообщить о том, какие культуры следует на нем сеять. Человек может отправиться на юг и, споткнувшись о какую-нибудь кость, в размышлении над ней совершить открытие в анатомии; может отправиться на восток и случайно обнаружить ключ к языку древнего народа, а может совершить экспедицию и, героически преодолевая препятствия и превозмогая трудности, открыть новую землю, но стоит вернуться домой, как он с удивлением обнаружит, что соседи по-прежнему ссорятся из-за мелких бытовых неурядиц, а пожилой джентльмен из дома напротив все так же гуляет по улице, беседуя сам с собой, и останавливается у одной и той же тумбы, чтобы почитать все те же газеты.

Подобный контраст в течение года произошел между блестящей, самоуверенной Гвендолин Харлет, превратившейся в кающуюся грешницу, и ее родственниками, чья жизнь в Пенникоте не претерпела изменений более глубоких, чем необходимость привыкнуть к скромному доходу, редким визитам соседей и сдержанным комплиментам. Дом священника остался таким же уютным, как и раньше; красные и розовые пионы на лужайке и мальвы возле живой изгороди расцвели не менее пышно, чем в прошлом году, – а сам священник сохранил жизнерадостную уверенность в расположении начальства и твердую решимость укрепить авторитет ревностным исполнением своих обязанностей.

Кроме того, мистер Гаскойн был очень горд за любимого сына, успехи которого затмили потерю одной тысячи восьмисот фунтов годового дохода. Какие бы изменения ни произошли в душе Рекса из-за разочарования первой любви, они померкли перед теми честолюбивыми замыслами, которые родились со времени их семейных злоключений. Вызвавший немало тревог неудачный роман мистер Гаскойн теперь рассматривал как испарение избыточной влаги, необходимое тесту для завершения процесса выпечки. На летние каникулы Рекс приехал домой и привез с собой Анну. Несмотря на почти прежнюю живость в общении с братьями и сестрами, он ежедневно прилежно занимался.

– Не жалеешь, что выбрал в качестве профессии юриспруденцию? – спросил его отец.

– Ни одна профессия не кажется мне более достойной, – убежденно ответил молодой человек. – Я мечтаю закончить свои дни уважаемым судьей, твердо стоящим на страже закона. Переиначив известное выражение, я готов сказать: «Позвольте мне участвовать в создании законов, и пусть другие создают песни».

– И все же тебе придется забивать голову невероятным количеством хлама, а это самое неприятное в твоем деле, – заметил пастор.

– Не понимаю, чем законодательный хлам хуже любого другого, – возразил сын. – Во всяком случае, он не так плох, как второсортная литература, которой люди забивают голову по доброй воле, и уж точно не так скучен. Самые острые умы нередко принадлежат юристам. Строгий взгляд на вещи как на факты и доказательства кажется мне лучше бесконечных рассуждений обо всем и ни о чем. А с более возвышенной точки зрения история возникновения закона составляет самый интересный аспект философии и социальных наук. Конечно, как и во всяком деле, в юриспруденции всегда найдется немало неприятных, нудных, а порою и раздражающих моментов. Но жизнь никогда не вручает ценные призы даром, и я это понимаю.

– Что же, мой мальчик, лучший залог успеха в профессии – уверенность в том, что выше ее нет на свете. Полагаю, то же самое относится к любому делу, за которое человек берется с охотой. Недавно кузнец Брюит пожаловался мне, что его ученик плохо постигает секреты ремесла, и: «Впрочем, сэр, чего можно ждать от парня, который не любит кузницу?»

В глубине души священник испытывал восторг, однако старался сдерживать проявление чувств. Он легко расстался с Уорхэмом, который уехал в Индию, а Рекс стал для него тем утешением, которое мужчина иногда находит в превосходящем его сыне, рисуя радужные картины будущей славы. Только жене он решительно признался:

– Рекс станет выдающимся человеком, Нэнси. Я уверен в этом так же, как отец Пейли был уверен в успехе своего сына.

– Разве Пейли не был старым холостяком? – осведомилась миссис Гаскойн.

– Это к делу не относится, дорогая, – ответил священник, затрудняясь вспомнить эту мелкую подробность.

Мирное течение времени в пасторском приходе разделяла и миссис Дэвилоу, сменившая ветхий величественный Оффендин на окруженный вечнозелеными растениями низкий белый дом неподалеку. В деревне его называли «Дом Додсона». Испытания последнего года почти не сказались на элегантной внешности миссис Дэвилоу: лишь на лице выражалось немного больше грусти, да в волосах появилось несколько новых седых прядей. Выйдя из тени старшей сестры, четыре девочки заметно расцвели, а добрая Джокоза сохранила равнодушие к радостям и развлечениям света, считая, что они не созданы для гувернанток.

В узкой гостиной с низким потолком и двумя окнами, июльским днем распахнутыми навстречу аромату роз и тихому бормотанию сада, собралось все семейство, а также Рекс и Анна. Горячо любимой девочками кузине было что рассказать о новых впечатлениях и новых лондонских знакомствах. Во время первого визита, когда Анна пришла одна, сразу посыпались вопросы о доме Гвендолин на Гросвенор-сквер и роскошной яхте. Анна не видела яхту, и девочки проявили безграничную фантазию, пытаясь представить это неизвестное и оттого еще более интригующее судно. Сама Гвендолин писала им из Марселя, что яхта прекрасна, а каюты очень удобны, и что скорее всего больше она не будет писать и вместо этого пришлет длинный дневник, в который записывает свои впечатления. О путешествии мистера и миссис Грандкорт говорилось даже в газетах, так что этот новый факт роскошной жизни старшей сестры окрасил жизнь девочек в романтические тона, а любительница книг Изабель даже представила, как на яхту нападают корсары, но в итоге все заканчивается благополучно.

Однако в присутствии Рекса, выполняя указание старших, девочки не касались этой увлекательной темы. Разговор шел о Мейриках и их необычных еврейских друзьях, которые вызвали немало вопросов у юных обитательниц дома. Евреи ассоциировались у них с полумифическим народом, упомянутым в «Естественной истории» Плиния, представители которого спят, накрывшись собственными ушами. Берта не могла точно определить, во что евреи верят, и смутно догадывалась, что они отвергли Ветхий Завет, потому что он доказывает справедливость Нового Завета. Мисс Мерри предположила, что ни с Майрой, ни с ее братом «невозможно вести достойный спор», а милая Эллис заявила, что ей все равно, во что евреи верят, поскольку «терпеть их не может». Миссис Дэвилоу поправила дочь, сказав, что и в Лондоне, и в Париже богатые еврейские семьи соответствуют всем требованиям светского общества, но признала, что простые, не обращенные в христианство евреи действительно малоприятны. Изабель, в свою очередь, спросила, умеет ли Майра говорить так, как разговаривают люди, и трудно ли догадаться, общаясь с ней, что имеешь дело с еврейкой.

Рекс не питал симпатии к детям Израиля, и сейчас развлекался тем, что рассказывал о евреях невероятные истории. Анне даже пришлось убеждать всех, что брат всего лишь шутит. Дружный смех прервало появление посыльного, в спешке прибежавшего из дома священника с письмом для миссис Дэвилоу. В конверте оказалась телеграмма. Пока миссис Дэвилоу взволнованно ее читала, остальные с тревогой смотрели на нее, но заговорить никто не осмелился. Наконец, она подняла глаза и, сдерживая слезы, проговорила:

– Дорогие мои, мистер Грандкорт… мистер Грандкорт утонул!