Торжествующий дух

По чину обедницы положено в определенном месте пропеть молитву «Со Святыми упокой…». Почему-то на этот раз диакон вместо прочтения запел эту молитву, стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава, но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади меня члены семьи Романовых опустились на колени…

После богослужения все приложились к Св. Кресту, причем Николаю Александровичу и Александре Феодоровне о. диакон вручил по просфоре.

Когда я выходил и шел очень близко от бывших Великих Княжон, мне послышалось едва уловимое слово: «Благодарю»…

Молча мы дошли с о. диаконом до здания Художественной Школы, и здесь вдруг диакон сказал мне: «Знаете, о. протоиерей, у них там что-то случилось». Так в этих словах о. диакона было некоторое подтверждение вынесенного мною впечатления, то я даже остановился и спросил, почему он так думает. «Да так, — говорит о. диакон, — они все какие-то другие точно, даже и не поет никто». А надо сказать, что действительно за богослужением 1/14 июля впервые никто из семьи Романовых не пел вместе с нами.

Н. А. Соколов. Убийство Царской Семьи. «Сирин», 1990. (Допрос свидетеля о. Сторожева членом суда И. А. Сергеевым 8–10 октября 1918 года в Екатеринбурге).

Если не ошибаюсь, в понедельник 15 июля (нов. ст.) сего года от союза послали четырех женщин мыть полы в доме, где жил Государь с семьей… Я лично мыла полы почти во всех комнатах, отведенных для Царской Семьи; в помещении коменданта мы полов не мыли. При нашем появлении в доме Государь, Государыня и все дети были в столовой… Княжны помогали нам убирать и передвигать в их спальне постели и весело между собой разговаривали. Мы сами ни с кем из Царской Семьи не разговаривали; почти все время за нами присматривал комендант Юровский. Я видела, что он сидел в столовой и разговаривал с Наследником, справляясь об его здоровье.

(Допрос свидетельницы М. Г. Стародумовой 11 ноября 1918 г. в Екатеринбурге). // Там же.

На допросе у Сергеева Медведев объяснил:

«Вечером 16 июля я вступил в дежурство, и комендант Юровский часу в восьмом вечера приказал мне отобрать в команде и принести ему все револьверы системы Нагана; у стоявших на посту и у некоторых других я отобрал револьверы, всего 12 штук, и принес в канцелярию коменданта. Тогда Юровский объявил мне: «Сегодня придется всех расстрелять, предупреди команду, чтобы не тревожились, если услышат выстрелы». Я догадался, что Юровский говорит о расстреле всей Царской Семьи и живших при ней доктора и слуг, но не спросил, когда и кем постановлено решение о расстреле…

В нижнем этаже дома Ипатьева находились латыши из «латышской коммуны», поселившиеся тут после вступления Юровского в должность коменданта. Было их человек десять; никого из них я по именам и фамилиям не знаю…

Часов в 12 ночи Юровский разбудил Царскую Семью; объявил ли он им, для чего он их беспокоит и куда они должны пойти, — не знаю. Утверждаю, что в комнаты, где находилась Царская Семья, заходил именно Юровский. Ни мне, ни Константину Добрынину поручения разбудить спавших Юровский не давал. Приблизительно через час вся Царская Семья, доктор, служанка и двое слуг встали, умылись и оделись… Часу во втором ночи вышли из своих комнат Царь, Царица, четыре царские дочери, служанка, доктор, повар и лакей. Наследника Царь нес на руках. Государь и Наследник были одеты в гимнастерки; на головах фуражки. Государыня и дочери были в платьях, без верхней одежды, с непокрытыми головами. Впереди шел Государь с Наследником, за ними — Царица, дочери и остальные… При мне никто из членов Царской Семьи никаких вопросов никому не предлагал; не было также ни слез, ни рыданий.

Спустившись по лестнице, ведущей из второй прихожей в нижний этаж, вошли во двор, а оттуда через вторую дверь (считая от ворот) во внутренние помещения нижнего этажа.

Дорогу указывал Юровский.

Привели в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел принести стулья; его помощник принес три стула. Один стул был дан Государыне, другой — Государю, третий — Наследнику… Одновременно в ту же комнату вошли одиннадцать человек: Юровский, его помощник, два члена чрезвычайной комиссии и семь человек латышей. Юровский выслал меня, сказав: «Сходи на улицу, нет ли там кого и не будут ли слышны выстрелы».

Я вышел в огороженный большим забором двор и, не выходя на улицу, услышал звуки выстрелов. Тотчас же я вернулся в дом (прошло всего 2–3 минуты времени) и, зайдя в ту комнату, где был произведен расстрел, увидел, что все члены Царской Семьи: Царь, Царицы, четыре дочери и Наследник уже лежат на полу с многочисленными ранами на телах; кровь текла потоками. Были также убиты доктор, служанка и двое слуг; при моем появлении Наследник еще был жив — стонал; к нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор. Наследник затих».

(Допрос П. С. Медведева). // Там же.

Что покойные духом были мученики, сомнений нет, но чтобы они не знали, что их повели на смерть, этого быть не могло. Они ясно видели, зачем их ночью разбудили и привели в глухую комнату. Почему они были покойны духом? Потому что им был Бог прибежищем и силой. Помощником в эти трагические минуты. Они имели надежду высшую, которая могущественнее всякой земной силы. Имеющий эту надежду и перед лицом смерти не поддается малодушию, но до последней минуты сохраняет присутствие духа.

Игумен Серафим. Указ. соч.

Эпилог

Современная великая подвижница-прозорливица — Саровская Прасковья Ивановна — жившая последние годы жизни в Дивееве, а до сего несколько десятков лет в лесу, начавшая свои подвиги еще при жизни преподобного Серафима, предсказала Государю и Государыне за год рождение сына, но «не на радость, а на скорбь родится этот царственный птенчик», невинная и святая кровь которого будет вопиять на Небо. Она в последние дни земной жизни, в своих условных, но ясных поступках и словах, предсказывала надвигающуюся на Россию грозу. Портреты Царя, Царицы и Семьи она ставила в передний угол с иконами и молилась на них наравне с иконами, взывая: «Святые Царственные мученики, молите Бога о нас». В 1915 году, в августе я приезжал с фронта в Москву, а затем в Саров и Дивеево, где сам лично в этом убедился. Помню, как я служил Литургию в праздник Успения Божией Матери в Дивееве, а затем прямо из церкви зашел к старице Прасковье Ивановне, пробыв у нее больше часа, внимательно слушая ее грядущие грозные предсказания, хотя выражаемые притчами, но все мы с ее келейницей хорошо понимали и расшифровывали неясное. Многое она мне тогда открыла, которое я тогда понимал не так, как нужно было в совершающихся мировых событиях. Она мне еще тогда сказала, что войну затеяли наши враги с целью свергнуть Царя и разорвать Россию на части. За кого сражались и на кого надеялись, те нам изменят и будут радоваться нашему горю, но радость их будет ненадолго, ибо и у самих будет то же горе.