Торжествующий дух

Письмо Государыни Императрицы Александры Феодоровны Цесаревичу. // ГАРФ. Ф. 682. Оп. 1. Ед. хр. 52.

Дорогой ты мой Алексей. Крепко целую. Мне ужасно грустно так долго от вас уезжать — храни Вас Господь Бог. Будешь все время пай, да? Поезжай к раненым в Большой Дворец. Анастасия будет с тобой молиться. Не дразни Марию. Напиши Папа завтра. Прощай, мой Ангел, буду сильно скучать без тебя. Твоя старая Мама.

Царское Село. 1 декабря 1914 г.

Там же.

[…] Рада была получить вашу телеграмму. Посылаю вам неосвященные просфоры и варенье — самую большую (вынутую) дай [Суровым?]. Варенье в наш маленький госпиталь (наш). Пили чай у Тети Эллы, видели ее раненых — были в Иверской общине, где много раненых и между ними один ширванский офицер. Несколько твоих Киевцев. Осматривали тетин маленький склад, такой же, как у Ольги в Царском. Метель, град, гололедица. Дети катаются на реке на коньках…

У твоих дверей стоит казак и ждет тебя.

Очень пусто без вас — надеюсь, мирно живете и не слишком скучаете — поезжай в Большой Дворец. Что мой буян делает, не болит ли у него голова, как ноги Волынца, рука Ольгиного Друга, одноногого, однорукого, милого, сожженного и т. д. …

Храни вас Бог, мои душки, оч. крепко вас целую. Самая собственная твоя Мама.† Москва, Кремль. 2 декабря 1914 г.

Там же.

3 декабря. Среда. […] Утром в 9 ч. пошли в Успенский Собор, где в приделе Дмитрия Солнунского была обедня.

Дневник Великой Княжны Татьяны Николаевны. 1914 г. // ГАРФ. Ф. 651. Оп. 1. Ед. хр. 317.

Мой нежно любимый Алексей. Много о тебе думаю — что ты делаешь? Наверное, больше нельзя на моторе кататься. Тут сильный снег и дождь. Видели очень много раненых и я сильно устала — но Бог дает силы. Проси сестер тебе мои письма читать, так как времени нет тебе больше писать. Да хранит тебя Господь Бог, — твоя нежно тебя любящая Мама.† Покажи эту телеграмму твоему тверцу[128] в Большом Дворце. Кланяюсь Вл[адимиру] Ник[олаевичу], М[сье] Ж[ильяру], Дер[евенько] и Нагор[ному]. Ужасно хочу тебя видеть, скучаю без тебя. От Папы хорошие известия.

Москва. Кремль. 3 декабря 1914.

Там же.

Алексей, Душка мой, Ортипо страшная душка, носится по комнатам как сумасшедшая. Теперь она лежит в кресле около меня.

Были во многих лазаретах. В одном были довольно беспокойные, и их отделили от других внутрь, и в каждой комнате стоит санитар в случае, если они бросятся или будут сердиться. Мама подошла к одному и начала с ним говорить. Он лежал под одеялом и не отвечал, но ему все-таки открыли лицо, но как только Мама хотела надеть ему на шею образ, он спрятался под одеяло, ноги подогнул под себя и не желал показываться. Старались его вытащить, но он не желал. Другой поцеловал Мама руку, когда она пришла. Когда она уходила, он закричал «давай еще руку». Ужасно смешной, бедный? Много есть таких, которые совсем не понимают и не говорят. Эти от контузии и они гораздо больше страдают, чем некоторые раненые. Ну, до свидания, моя душка. Мне надо идти обедать. Крепко тебя обнимаю, как люблю.

Твой Вознесенец

Поклон[ись] Влад[имиру] Ник[олаевичу], М[сье] Ж[ильяру], Деревеньке, Нагорному и П[етру] В[асильевичу] П[етрову].

Москва 1914 г. 3-го декабря.

Письмо Великой Княжны Татьяны Николаевны Цесаревичу. // ГАРФ. Ф. 682. Оп. 1. Ед. хр. 59.