Фарфоровый детектив ,

22
18
20
22
24
26
28
30

В этом дворе видеокамеры тоже были и даже худо-бедно чего-то снимали. Васильков пробежался по подъездам и нашёл целую консьержку – старушенцию с бессонницей и гипсовым бюстиком отца народов на рабочем столе. Пролистав записи с камер, Алексей нашёл кадры, на которых какой-то мужик зарулил на стоянку на угнанной иномарке, вышел из машины и шагнул из кадра куда-то вбок. Не успел Васильков спросить, как старушенция выпалила:

– Это он к девкам пошёл, в бордель!

– Вы уверены? – вежливо уточнил Алексей.

– Товарищ полицейский, у меня бессонница, но я в своём уме! Я знаю в лицо всех жильцов нашего двора. А бордель в доме напротив. Так что я отлично вижу, кто туда идёт.

Васильков галантно приложился к старческой лапке и храбро направился в гнездо греха.

* * *

«Бабы, сэр, такая коварная субстанция…» Эту фразу Алексей услышал ещё в детстве, в какой-то передаче по телевизору, и вспоминал каждый раз, когда в деле появлялась женщина.

Хозяйка борделя по прозвищу Маман, аппетитная дама со следами былой красоты, встретила Василькова дежурной улыбкой. Лейтенант вежливо поздоровался и показал удостоверение. Маман ничуть не удивилась и обшарила Василькова цепким взглядом.

– Что угодно господину… лейтенанту? У нас, вообще-то, сегодня санитарный день. Но… мы всегда рады принять наших доблестных полицейских, – промурлыкала она и незаметно подала знак одной из барышень. – Вы от кого?

– От самого, – понизив голос, произнёс Васильков и многозначительно повёл глазами. – Мне нужны все.

Нарисованные брови Маман чуть заметно дрогнули и поползли вверх.

– Как скажете, господин лейтенант.

Девицы разной степени одетости послушно выстроились в рядок. Одни жевали жвачку, другие смотрели в потолок. Одна из девиц мрачно изучала гостя исподлобья.

– Мадам, пожалуйста, не беспокойтесь, я буду вежлив и аккуратен.

Васильков подхватил под локоток ближайшую девушку и уединился в одной из комнат.

Допрашивать проституток дело муторное. Они кривляются, грубо кокетничают, давят на жалость или начинают соблазнять. Васильков все эти приёмчики знал, кого-то жёстко осаживал, а кому-то мог и подыграть, если чувствовал в барышне слабинку.

Когда дошла очередь до третьей девицы, Карины, Васильков почувствовал – она знала, о ком её спрашивают. Но упорно твердила, что не понимает, о чём вообще речь. Дескать, ночью самая пахота, когда там разглядывать, кто к кому пришёл, и вообще она клиентов в лицо не запоминает.

Конечно, Васильков мог припугнуть арестом. Но проблема была в том, что расследование он вёл почти частным порядком, по личной просьбе своего начальника, и район этот не его, он, можно сказать, в чужой курятник без спросу влез.

Маман закрылась в кухне, делала вид, что варит кофе, а сама названивала «куратору» из местного отделения полиции. «Куратора» на месте не было, и Маман, плюнув на официальную силовую структуру, начала дозваниваться до неофициальной. Специалисты, работающие по понятиям, оказались более доступны, и Маман честно заложила неурочного посетителя борделя. «Спасибо, что позвонили нам, – поблагодарил приятный мужской голос на том конце провода, – ваш звонок очень важен для нас. Наши специалисты уже едут к вам». И в трубке зазвучала мелодия «К Элизе» Бетховена. Маман вздохнула и с чувством выполненного долга налила в кофейную чашечку коньяк.

Последней на разговор к Василькову зашла та самая девица, что рассматривала его исподлобья. Назвалась Мэрилин. Алексей ещё тогда почувствовал в ней что-то такое, будто они знакомы сто лет и в детском саду на один горшок ходили. А ещё он понял, что Мэрилин, как и Карина, знает человека, который прятался в борделе в ночь, когда украли кукиш Фаберже.

Васильков завёл разговор издалека, вроде как «за жизнь».