Генрих бросился ему на встречу.
Был это придворный королевы-матери, молодой Шемеран, который, не отряхнувшись от дорожной пыли, спешил к Генриху, а когда дверь закрыли, встал перед ним на колени, достал из одежды письмо и тихо воскликнул:
– Vive le roi!
Король положил на уста палец. Шемеран встал.
– Я знаю уже! Сохраняй тайну! Никому ни слова, пока тебе уст не развяжу. Никто знать об этом не должен.
Гонец, который гнал сломя голову, стараясь, чтобы его не опередили, непомерно удивился, когда из уст короля услышал, что кто-то прибыл сюда спешней него.
– Кто же мог прибыть сюда передо мной! – воскликнул он грустно.
Генрих ударил его по плечу.
– Опередил тебя император Максимиллиан, – сказал он шутливо и, сказав это, снял с пальца драгоценный перстень, который отдал послу.
– Шемеран, – прибавил он, – иди, отдохни, никому ни слова! Понимаешь… Не хочу даже, чтобы ты стоял в гостинице в городе, пусть тебе дадут комнату в замке.
Говоря это, король с письмом матери пошёл, неспокойный, к окну. Шемеран сразу ушёл.
На лице Генриха, не могущая уже укрыться и замаскироваться, излучалась радость. Значит, он был королём Франции! У цели желаний; исполнилось то, что обещала ему мать и чего так горячо желала, был господином этой прекрасной страны, в которой должен был так предивно развлекаться! Смерть брата ни на одну секунду не нахмурила его грустью… Была желанной!
Рассказывали, что по чьему-то наущению волшебник Руджиери слепил куклу Карла IX и на ней таинственным образом совершил убийство, которое живого лишило жизни.
Аж до обеда король сидел взаперти у себя. Один раздумывал, что делать с Польшей, в которой был королём, но вместе невольником.
Прежде чем придёт официальная новость, хотел что-то решить. Кому довериться? Кого позвать на помощь?
В час обеда он вышел, но мрачный и удручённый, а на заботливый вопрос Тенчинского, хорошими ли были новости из Франции, покачал только многозначительно головой. Тот больше расспрашивать его не смел.
Обед прошёл в молчании.
Всё было готово к играм. Достаточно людей собралось вокруг плаца. Пришёл ему о том объявить Тенчинский.
– Граф, – сказал, поднимая к нему глаза, Генрих, – видишь сам, как я устал. Не могу бегать, нужен отдых. Хочу даже сегодня лечь пораньше. Пусть кто хочет забавляется.
Тенчинский немедленно пошёл исполнять приказы. Ни он и никто в замке не догадались ещё ни о чём.