Какое-то предчувствие держало его на ногах.
Припомнил не слишком заметную и мало значимую калитку, которая выходила на Казьмеж. Пошёл проверить, но там не нашёл стражи. Обитая дверь была заперта на задвижку и укреплена крепким замком.
Он знал, что у бургграфа были ключи. В его окне ещё горело. Аллемани вошёл с приветствием. Не хотел выдать себя со своим шпионажем, а желал что-нибудь узнать.
Бургграф проговаривал молитвы, стоя в одной рубашке.
Пан Францишек поздоровался, они были друг с другом в дружеских отношениях.
– Если бы вы были так любезны дать мне ключ от дверки на Казьмеж, у меня дело в городе, – сказал, кланяясь, кухмистр.
Бургграф как раз перекрестился, кончая молитву.
– Но ба! Если бы имел ключ, дал бы его вам охотно, – сказал он, – лихо дало, что у меня этот распутник Сувра, или как его там зовут, который при короле, только что его выпросил. Говорит, что его какая-то мещанка на ужин с глазу на глаз пригласила! О! Эти французы!
У Аллемани пошли по спине мурашки.
– Вот те на! – воскликнул он. – Сувра! Наверное, для короля.
Бургграф ещё оправдывался ему и объяснял, когда кухмистр уже, беспокойный о дверке, попрощался с ним, вышел как можно быстрей и поспешил встать на стражу.
Железная задвижка доказывала, что Суврей не пользовался ещё ключом. Аллемани решил укрыться в тёмном коридоре, из которого хорошо было видно дверку и дорогу, через двор ведущую к ней.
Сердце его живо билось.
Не любил короля, а привязался к Польше и двору. Убегать отсюда казалось ему непростительным преступлением.
В замке царила тишина, которую едва прерывали далёкие шаги стражи. От города долетали звуки бьющих часов. Аллемани уже потерял много времени.
Ночь была очень тёмной.
Он стоял уже достаточно долго и начинал задумываться, не напрасно ли тревожился, когда услышал тихую поступь нескольких особ. Кто-то шёл от замка к дверке. Аллемани встал так, чтобы мог видеть как можно лучше. Он был уверен, что подходил Суврей и что он был не один.
Вдалеке как три тени невыразительно показались три силуэта.
В одном из них легко можно было узнать плечистого и сильного Суврея, другого Аллемани не мог назвать, но был уверен, что королём быть не мог, третьего…
Несмотря на плащ, несмотря на необычное покрытие головы, рост, движения, всё так чрезвычайно было похоже на Генриха, что Аллемани заломил руки. Когда, идя очень осторожно, оглядываясь вокруг, подошли ближе, кухмистр не только узнал уже короля, но мог расслышать его приглушённый голос. Это был он! Не подлежало сомнению!