Инфанта (Анна Ягеллонка)

22
18
20
22
24
26
28
30

– Как не болеть! – почти издевательски начала старуха, подбочениваясь. – Кто весь день ворчит, визжит, жалуется, как вы, может в итоге выпросить беды. Не нужно так баловать себя.

– Моя Жалинская! – с оправданием ответила Анна. – Можешь ли ты меня в этом упрекать?

– Но потому что, действительно, моя принцессочка, – воскликнула, продолжая дальше, охмистрина, – сами уже не знаете, чего хотите.

– На этот раз, Жалинсу, хочу только отдохнуть, – отозвалась принцесса, – Дося посидит при мне. Доброй ночи.

Удалённая так охмистрина закусила губы.

– Я знаю, что мои услуги теперь уже немилы и непотребны, – продолжала она далее, – ни я, ни Матиаш не имеем милости.

– Ты несправедлива, – слабым голосом начала Анна, – будь уверена, что сердца к тебе не утратила, но… прошу тебя, в эти минуты дай мне отдохнуть… голова очень болит.

Жалинская разгневалась и, бормоча что-то непонятное, быстро выбежала, стуча дверями за собой, что принцесса терпеливо вынесла.

Таким способом освободившись от Жалинской, велев Доси запереть двери, Анна уже в постели начала рассматривать бумаги, которые нашла на столике.

Карточка, прикреплённая к ним, была написана рукой Гасталди, а письма были от императора Максимилиана, который непосредственно с принцессой хотел договориться о браке с ней Эрнеста и наследовании польского трона.

Читая их, её сердце неумолимо билось, глаза зашли слезами, её охватило какое-то странное чувство тревоги, грусть по потерянным надеждам. У неё было невыразимое отвращение к австрийскому претенденту и к этому дому, связи с которым никогда для Ягеллонов полезными не были, приносили с собой всегда проблемы и печали.

Спрятав под ключ эти опасные и неизвестно, каким способом подброшенные бумаги, Анна долго не могла произнести ни слова. Дося вдалеке в уголке ждала приказа.

– Ради Бога, моя Дося, – шепнула ей на ухо, – об этих бумагах никому ни слова! Но ежели сможешь узнать, узнай, выследи, кто их сюда положил, как попали ко мне на стол, буду тебе очень благодарна. Возвращайся ко мне, ежели чего узнаешь, я спать не буду… ложись тут, недалеко от меня. Я вся ещё дрожу.

Принцесса расплакалась. Заглобянка, несколькими словами успокоив её немного, тут же выбежала на разведку. Сама не знала, как исполнит приказание. Первой встретила Жалинскую, которая ради сына (хотя не любила Доси) должна была её пожалеть.

– Что же произошло с Анной? – начала охмистрина. – Снова голова! Снова нас будет мучить визгом и притворной болезнью.

– Я ни о чём не знаю, – притворяясь равнодушной и раздумывая, ответила Дося. – Принцесса, входя в спальню, заметила, что ей там кто-то книги и бумаги поразбросал. Это её разгневало. Вы не знаете, кто там в спальне хозяйничал?

Жалинская возмутилась.

– Кто? Где? В спальне? А это мне нравится! Никто не может попасть к ней без моего ведома… я не выходила никуда. Снится вам, совсем никто не прошёл. Пожалуй, это новая подопечная, воеводинка Зося, перевернула, ища.

– Но нет, – отрицала Заглобянка. – Кто-то чужой должен был вкрасться.

– Чужой! А я тут для чего? – гневно возмутилась Жалинская. – Кроме сторожа, который дрова для камина приносил, живой души не было.