Ксендз Войцех, не получая ответа, сладко добавил:
– С великой для меня печалью я должен донести о том панам сенаторам и стражу около вашей милости удвоить. Не могут паны сенаторы согласиться на то, чтобы какие-либо соглашения без их ведома приходили к результату.
Во время, когда епископ это говорил, Анна имела время остыть и подумать.
– Отец мой, – ответила она, – делайте то, что вам поручили, и что почитаете за свою обязанность, ничего не имею против этого, но мне, королевской дочке, которая над собой не признаёт иной власти, чем власть Бога, вольно так же делать, что для себя почитаю лучшим. Невольницей не являюсь и не буду. Вы довольно уже ограничили мне свободу, не допуская даже к сёстрам писать, ни людей принимать, каких бы потребовала. Переношу это до времени, но, в конце концов, подниму голос и услышанным он будет; почувствую горе и найду друзей, что станут в мою защиту.
Она произнесла с таким достоинством, с таким волнением, что епископ был вынужден замолчать.
– Нельзя панам сенаторам принимать это за зло, – сказал он, помолчав. – Дело идёт о будущем королевства, над которым они должны бдить, ибо ответственны. Не могу позволить, чтобы без их ведома распоряжались.
– А кто же о том думает? – отпарировала высокомерно принцесса. – Я вовсе не порываюсь на это, но объявляю вам также, что над собой не допущу никому власти.
– Но вашей милости подбросили императорские письма? – спросил ксендз Войцех.
– Не вижу обязанности объяснять это вам, – спокойно отозвалась принцесса.
– Гасталди старается, чтобы увидеться и говорить с вашей милостью.
– Не видела его, не знаю об этом, – молвила принцесса холодно.
Епископ выдал свою тревогу, заломил руки.
– Говорят, что с ним вместе переодетым находится императорский сын Эрнест!
– А вы, отец мой, верите этому? – спросила принцесса. – И думаете, что я согласилась бы на тайное свидание с ним? Этим вы меня оскорбляете.
Никогда такой энергичной епископ не видел принцессу, изумился, но собственному, слишком острому выступлению начал это приписывать. Поэтому он смягчился.
– Ваша милость, простите мне, – добавил он тише, – я есть только посол… делаю, что мне поручили.
– А вы, отец, простите мне также, что стою в защите достоинства не моего только, но тех Ягелонов, из которых я тут последняя.
Епископ склонил молчащую голову, не ведал уже, что делать далее. В течении доброго промежутка времени продолжалась тишина. Анна первая её прервала.
– Я сбежала из Варшавы перед эпидемией, – проговорила она, – но несколько дней назад и сюда принесли весть, что она приближается к Плоцку. Не знаю, что там думают себе и говорят на это паны сенаторы, но как скоро будет угрожать опасность, уеду отсюда. Этого мне никто не запретит.
Ксендз Войцех посмотрел только на принцессу, на лице её он видел сильное решение.