Вдруг какое-то подозрительное преломление света обратило его внимание, начал изучать ближе и, точно окаменевший, он сидел какое-то время, повторно взялся за экзамен и снова, пожимая плечами глубоко задумался.
– Позвольте мне, ясновельможная каштелянова, спросить, приобрели ли вы уже эти драгоценности?
Товианьская живо ответила:
– Нет ещё, но мне их по дешевке хотят продать.
Мружак усмехнулся, думал снова, тяжело ему было что-то сказать.
– Что это всё вместе взятое стоит, – настаивала Товианьская, – более или менее?
– Гм! – после долгого раздумья сказал ювелир, пряча очки в карман. – Гм! Эти драгоценности мало что стоят, только то, что оправа искусная… Много чешских камней, много стекла, правды в них мало.
Каштелянова громко крикнула, ломая руки.
– Что у вас в голове перепуталось! – крикнула она. – Это не может быть. Я знаю, откуда они происходят.
– Хоть бы и из коронной сокровищницы, – сказал с ударением Мружак, – или из гнезненской ризницы, тем не менее это подделанные карбункулы, большая часть которых никакой цены не имеет.
Решительный тон, с каким Мружак выдал этот приговор, вставая из-за стола, привёл каштелянову в неописуемое состояние.
Её охватили гнев, ярость, какой-то страх. Над ней явно насмехались.
Мог ли король таким образом хотеть её приобрести? В первый момент возмущения она хотела приказать взять немца под стражу и заключить в тюрьму, подвергнуть дело огласке, но размышление вынудило её сдержаться.
Она укротила вспышку гнева.
– Ты это точно утверждаешь? – спросила она холодней.
– Я в этом так уверен, как в том, что жив, – ответил золотых дел мастер. – Я собаку на том съел, а это всё-таки так явно, что большой мудрости не нужно, чтобы это разглядеть. Правда, что работа по золоту так прекрасна, что самых дорогих камней стоит, и сидеть они должны были бы в ней, но сейчас…
– О! Я сразу это заметила, – прервала Товианьская, – именно для этого я вас вызвала.
Мружак поклонился и уже шёл к дверям. Не задерживала его уже каштелянова. Первой её мыслью было спрятать до завтра драгоценности, похвалиться ими Любомирской, но возмущение не дало ей ждать до завтра. Немедленно послала за Витке, который едва сел к маршальскому столу.
Кольнула его эта поспешность, он вышел озадаченный. В кабинете с щеками, словно кровью облитыми, и вся трясясь, ожидала его сестра примаса. Драгоценности в коробочках и высыпанные из них лежали на столе.
Она гордо указала на них.