Слышно было, как она стучала по полу маленькими ножками, а маленькие ручки, покрытые кольцами, рвали, поправляя, кружева одежды. Витке, хоть не мог сопротивляться её красоте, не знал вполне, что ему говорить.
– Верьте мне, пани, что я не так хорошо осведомлён об этих делах частной жизни короля, чтобы мог о них говорить с уверенностью. Король женат…
– А! – рассмеялась громко Любомирская. – Все знают, что он очень уважает жену, но её не любит. Впрочем, он теперь католик, а она протестантка, поэтому уже через это супружество разорвано, и мы королевы иметь не будем.
И, разражаясь дивным, страстным смехом, она прибавила:
– Он должен выбрать здесь себе временную королеву!
Мы Эстер не хотим! Эстер! Эстер! Это как-то звучит, как бы была евреечкой…
– Естер – граф, – поправил Витке, – а она из дома графини Ламберг.
Подкоморина сделала гримасу и губки её презрительно поднялись.
– Но как же? – настаивала она. – Очень её любит? Говори, пан…
– Я никогда в жизни не видел графини Эстер, – сказал, задерживаясь, Витке. – Она особенно не показывается в Дрездене, а отсюда вывожу, что о том больше говорят, чем стоит.
Любомирская слушала.
– Он себе тут должен выбрать временную королеву, – шепнула она, и живо вставила: – Что же стало с прекрасной Авророй?
Онемелый купец снова задержался с ответом для раздумья.
– Графиня Кёнигсмарк, – сказал он наконец, – как всем известно, всегда в милости у короля.
– Хоть он её так подло предал с той Фатимой, а потом для Эстер, – добавила подкоморина, доказывая, как отлично была осведомлена обо всех любовницах короля, и как они её интересовали.
– Вижу, – отозвался потихоньку купец, – что скорей я мог бы от вас чего-то узнать, чем вам что-то новое принести. Мы не поднимаем глаз вверх и предпочитаем не вмешиваться в сердечные дела наисветлейшего пана. Должен также вам признаться, что я не принадлежу ко двору, с позволения, я купец…
– А! – вставила живо и порывисто Любомирская. – Чем же торгуешь? Камнями? Драгоценностями? Не правда ли?
Витке рассмеялся.
– Ничуть, – начал он весело, – этих я вовсе не знаю…
Говоря это, хотя подкоморина его пыталась задержать и ещё имела на устах навязчивые вопросы, Витке поклонился каштеляновой, потом прекрасной незнакомке и вышел как можно живей, опасаясь невольно проговориться.