Кеннеди Райли был загадкой. У него крепкий панцирь, с этим никто не спорит, но чем больше слоев я снимала, тем яснее мне становилось, что без внешней жесткости ему не обойтись: она оберегает скрытое под ней золотое сердце.
– Осторожней на дороге.
Примерно через полчаса Кеннеди захлопнул заднюю дверь прокатной машины, вызвав небольшую снежную лавину с боков и крыши, и сунул руки в карманы пальто. Снегопад закончился, оставив на земле дюймов восемь белейшего скользкого слоя. Жизнь это, конечно, не парализовало, но водителям сейчас не позавидуешь.
– Все будет хорошо. Второстепенные дороги уже расчистили.
Я плотнее запахнула толстую кофту, которую натянула, чтобы проводить его до машины. Мороз стоял мама не горюй – надо было надеть зимнее пальто. Небо прояснилось, но температура продолжала падать.
– Ты иди в дом. Без пальто на улице холодно.
Я кивнула, чувствуя себя принужденно. Как я должна прощаться с этим человеком? Полтора дня мы вели себя как влюбленная парочка, он спал в моей кровати, и было бы странно просто помахать на прощанье и даже не обнять.
– Ну ладно, до следующих выходных… – выпалив это, я прянула к нему и заключила в неуклюжие объятия, от чего ситуация стала решительно невозможной. Когда я выпрямилась, Кеннеди молча смотрел на меня, видимо, придя к выводу, что я законченная дура.
– Ну ладно, – повторила я. – Хорошей недели.
И развернулась идти в дом.
– Райли, подожди, – Кеннеди вдруг схватил меня за локоть и вернул. – Твоя мама из окна смотрит.
Я покосилась через плечо на окна по фасаду.
– Не вижу где?
– Только что смотрела. Мы же не хотим вызвать подозрения, так что, боюсь, придется тебе попрощаться со мной получше.
– Но…
Не успела я договорить, как Кеннеди приподнял мое лицо и припал к губам. Я замерла сперва от шока, а потом не стала прерывать поцелуй от захлестнувшего желания, которое никогда не утихало полностью, если Кеннеди находился рядом. Его губы были мягкими, но действия почти грубыми: большая рука подхватила меня за затылок и принялась наклонять мою голову, как ему хотелось. Это было так хорошо, что я выдохнула ему в рот, и Кеннеди не упустил возможности углубить поцелуй, щекоча меня языком. Не знаю, что на меня нашло, но мне страстно захотелось втянуть в себя его язык.
После этого началось непонятно что. Кеннеди застонал, всосал мою нижнюю губу и прикусил.
Я смутно помню, что меня приподняли. Только что я стояла лицом к машине – и вдруг я уже притиснута к ней спиной, а Кеннеди прижимал меня всем телом. Громкий стон вырвался из наших слившихся губ, причем я точно не знаю, кто застонал. Господи, как мне было хорошо! Я запустила руки в его густые волосы и потянула шелковистые пряди, отчаянно желая, чтобы он стал еще ближе.
Понятия не имею, сколько мы так предавались смелым ласкам перед домом моей матери, как подростки, но когда мы наконец оторвались, чтобы глотнуть воздуха, я задыхалась, а щеки Кеннеди горели. Взгляд из-под полуопущенных век не отрывался от моих губ.
Заморгав, я потрогала опухшие губы пальцами.