Джози стояла с подносом – раздавала горячий яблочный сидр или эгног, а может, какао. Внутри у меня стало горячо: я страшно хотел там оказаться – необязательно в этой толпе, а просто с Джози. Только с ней!.. Я испугался попробовать и убедиться, что она ничем не похожа на мою лживую, неверную бывшую жену. А почему? Ведь Джози дала мне много причин поверить, что между ней и Джессикой нет решительно никакого сходства! Однако страх – большая сволочь (хуже даже Джессики), и я малодушно позволил страху принять за меня решение. Это шло вразрез со всем, чему я учил своих читателей, распространяясь о позитивном мышлении. Чтобы избавиться от мучительного страха, нужно смириться с тем, что в жизни всегда была и будет неопределенность – это же элементарная основа большинства методик снижения тревожности. Однако я словно разучился собственной науке.
Толпа перед домом Джози начала выстраиваться в линию, и вскоре я понял, что они поют – как попало, без дирижера. И горланили они не просто какую-то песню. Морозный воздух ворвался в дом, когда я открыл окно и отчетливо расслышал осточертевшую «Все, что я хочу на Рождество, – это ты».
Я захохотал.
Это точно не случайность, а камешек в мой огород. Даже если нет, все равно забавно.
Минуты через две я захлопнул окно и попытался продолжить работать под приглушенный гам рождественского хаоса снаружи.
Жалкие лампочки, которые я развесил по фасаду, были лучше подчеркнутой полной темноты, которую я изначально планировал. Теперь я был не Скруджем, а одиноким писателем, боящимся пойти до конца в чем угодно, и этот страх ясно читался прежде всего в несчастной, для виду повешенной елочной гирлянде.
Промучившись еще несколько минут, я захлопнул ноутбук и спустился в кухню что-нибудь поесть.
Идя к холодильнику, я на ходу взял с консоли стопку почты и начал перебирать счета, между которыми затесались пара конвертов. В первом, от брата, оказался снимок моего двухлетнего племянника Бенджамена, одетого эльфом. На душе у меня потеплело, но через секунду я небрежно бросил снимок и открыл следующий конверт.
Внутри оказалась маленькая открытка и фотография незнакомого мальчика в инвалидном кресле. Стоявшую рядом красивую брюнетку я, напротив, сразу узнал: Джози. Письмо предназначалось не мне, его доставили по ошибке.
Но раз я уже открыл конверт и догадался, что в инвалидном кресле Уильям, когда-то вдохновивший свою учительницу так вдохновенно отмечать Рождество, то решился прочитать открытку.
«Дорогая Джози! Нынешнее Рождество обязательно будет самым лучшим – впрочем, мы говорим это каждый год, когда подходит пора Вашей световой феерии. Надеемся, Вас порадует случайно найденное нами старое фото Вас и одного парня. Представляете, в этом году Уильям окончил бы школу… Спасибо, что бережно храните память о нашем мальчике. Мы к Вам скоро приедем.
Я смотрел на фотографию улыбающегося мальчишки, переполняемого радостью и надеждой. Вот уж кого жизнь не баловала. Уильяму приходилось каждый день мириться с неопределенностью, однако он не разучился радоваться жизни. Какой трагический и неожиданный финал… Я покачал головой, чувствуя, как щиплет глаза, а ведь я даже не знал этого пацана. Не берусь даже представить, как это пережила Джози.
Черт побери, жизнь так быстротечна, а я тут вцепился во вчерашний день и не вижу настоящего! Я сижу в пустом доме, страстно желая находиться среди веселой толпы снаружи, и не ради праздничной иллюминации, а ради одного луча света, осветившего улицу и сердца.
Я заговорил, обращаясь к фотографии, которую держал:
– Уильям, спасибо, что ты мне напомнил, какой я законченный, непроходимый идиот. Теперь я почти не сомневаюсь, что письмо предназначалось все-таки мне.
На другой день я поехал по магазинам.
– Простите, у вас остались еще какие-нибудь украшения? Может быть, на складе?
Продавщица покачала головой.