– Хорошо. Я согласна.
– Это что, шутка?
– Я тебя предупреждала – мамин энтузиазм не знает границ.
Мы подъехали к благообразному двухэтажному дому в колониальном стиле, на который словно кого-то стошнило Рождеством: на заснеженном газоне двигались несколько сотен электронных фигур, сияли гирлянды, хотя был белый день, а из уличных колонок на весь квартал звучала песня «Маленький барабанщик». Словом, дом мамаши Райли был одним из тех престранных рождественских зрелищ, куда обыватели приводят поглазеть своих детей.
– Это не энтузиазм, а… – я покачал головой. – …психоз какой-то.
У Райли вытянулось лицо.
– Понимаешь, папа обожал Рождество, и когда он заболел, мать начала старательно украшать дом, чтобы поднять ему настроение. А когда он умер, она… В общем, с каждым годом она добавляет все новые украшения.
– Извини, я не знал, что твой отец скончался.
Она кивнула.
– Семь лет назад. Рак кишечника. В начале подъездной дорожки установлен ящик с прорезью. Вечерами люди съезжаются полюбоваться рождественской иллюминацией, и многие оставляют пожертвования, которые идут в фонд борьбы с колоректальным раком. Матери так легче. Но я согласна, что это дикость.
Я покачал головой.
– Это не дикость, это круто. Я поспешил с критикой, не зная всей правды.
Райли улыбнулась.
– Совсем как когда прочел мое письмо «дорогой Иде»? Ладно. Сейчас ты познакомишься с моей семейкой, увидишь все своими глазами, мигом передумаешь и не останешься на ужин.
– Кто его знает, посмотрим.
Выйдя из машины, мы постояли на обочине, поставив сумки. Облака натянуло еще по дороге, а снежные хлопья будто удвоились в размерах за последние десять минут, но Райли не торопилась идти в дом. Я посмотрел на нее – она явно нервничала. Я взял ее за плечо, и Райли сильно вздрогнула.
– Извини, – сказала она, – я вся на нервах.
– Вижу.
Глубоко вздохнув, она повернулась ко мне.
– Все, я готова.