— Положите ее, пожалуйста, на стол.
Я взглянула — на столе лежала фотография пассажира такси, ее пересняли, я знала, с фотокарточки, хранившейся в личном деле на металлообрабатывающем заводе.
— И кто же этот знакомый вам человек? — спросил полковник, он легко, едва касаясь, застучал пальцами по скатерти.
— Токарь один, он работал в цехе с Антоном, — объяснила Ульяна Тимофеевна. — Фамилия его Сибирцев, зовут Семеном.
— А он нам назвал себя Морозовым Антоном Мокеевичем. И предъявил паспорт.
— Ты смотри?!. Значит, паспорт я не потерял, а его украли? Могло быть, могло быть, в раздевалке наши кабинки стояли рядом… Кусай его мухи!
— Зачем это ему понадобилось? — удивилась Ульяна Тимофеевна.
— Теперь я припоминаю… Он как-то быстро, сразу же после моей истории с паспортом, уехал. Уволился и уехал — ни с кем не поговорил, не посоветовался, мы все еще удивились…
— Сибирцев Семен… А как его отчество? — спросил полковник.
— Семен… Семен… Мы его все Сеней звали. Ты не помнишь, Уля?
— Кажется, Геннадьевич.
Сибирцев оказался Семеном Григорьевичем, а не Геннадьевичем. Это мы выяснили на следующий день в отделе кадров моторостроительного завода. Здесь, в архиве, нам отыскали его личное дело, в нем хранилась заполненная собственноручно Сибирцевым анкета, из нее мы узнали также, что Сибирцев уроженец села Березки Тамбовской области.
А вечером мы с полковником гуляли по набережной Каменки. Самолет улетал в час ночи, до отлета оставалось еще уйма времени, все дела были сделаны, машина за нами должна была прийти в двенадцать, и мы вышли погулять по набережной. Ночь, незнакомый город, который мы покинем через несколько часов, пахнущий рекой ветерок — все это настраивало на грустно-лирический лад. Река в этом месте была взята в гранит. В черной воде отражались зарницы, вспыхивающие над заводом на противоположном берегу. Завод находился как раз напротив, правее была уже степь с редкими кустарниками. Сейчас в этой стороне было темно, только где-то далеко светили желтыми окнами два дома — крупнопанельные близнецы начали перебираться и туда.
Полковник держал меня под руку, я чувствовала сквозь рукав его пальцы — чуть повыше локтя, мне было хорошо и спокойно. И было тревожно, потому что я думала о любви. Я думала о многом в эту минуту — о любви, и о том, для чего человек живет, о вечности, я вспомнила, как сосед Морозовых Герасим Михайлович сказал про своего внука, что он «сохранит фамилию». «Самое естественное бессмертие человека — его дети», — думала я. Вспомнила я сына полковника — белобрысенького, в очках, все-таки он был еще совсем мальчик!..
Где-то на реке прогудел пароход — и снова затихло.
Полковник усмехнулся:
— Когда Морозов вошел в комнату, я вначале подумал: похоже, что этот человек только выдает себя за Морозова! Но потом явился сосед, и я понял, что ошибся.
— Булат Искакович, — спросила я, — хотите, я вам признаюсь, что сильнее всего поразило меня тогда на шоссе возле трупа?
— Что же?
— Когда врач-эксперт взял покойника за волосы и стал бесцеремонно устанавливать его голову поудобнее — удобнее для фотографирования… Меня поразило это равнодушие — и не только у врача. Одна деловитость!.. Я понимаю, всем вам приходится встречаться со смертью… Но ведь со Смертью же… со Смертью Человека!
ebooksa