Плакала пожилая женщина. Когда так плачет молоденькая девушка, можно предположить, что это случилась любовь-на-всю-жизнь, которая вскоре пройдет, умоет слезами, сделает потолще шкурку, защищающую сердце от всяких жизненных неурядиц, но особого следа не оставит. А вот когда так рыдает женщина, явно пережившая и любовь, и рождение и смерти, и много-много чего, это уже действительно и серьёзно и стрёмно.
Мяун перебрался поближе, примерился и прыгнул на подоконник открытого окна.
– Ой! Кто тут! – ахнула женщина, уронив платок. У первой Мяуновой хозяйки были такие платки. Это сейчас все пользуются бумажными, а тогда платочки были тканевые, красивые, с рисунком, а иногда с вышивкой. Вот как у этой женщины. Она потёрла глаза и улыбнулась сквозь слёзы.
– Котик пришел! Ой, какой ты красивый вблизи. А я тебя знаю, милый. Тебя Мяун зовут, и ты живёшь этажом ниже. Да?
Мяун едва удержался, чтобы не ответить.
– Ты в гости ко мне пришел? Спасибо тебе, мой хороший. А то я тут плачу, плачу. Сил уже нет!
Никто так не располагает к разговору как коты! Ни один маститый психоаналитик и сравниться с ними не может! Ах, если бы этим специалистам таланты котиков! Мяун отлично знал, как успокаивать и настраивать на откровенность. И через несколько минут уже слушал о том, что Людмила Викторовна вдова, что муж умер несколько лет назад. И она осталась одна.
– Нет, ты не думай! У меня есть замечательный сын! Он очень меня любит!
– Да как же любит, если оставил тебя, когда он тебе так нужен? – выразительно промолчал Мяун. Так выразительно, что Людмила всё поняла и ответила.
– Нет, ты не думай, он бы меня не оставил. Но, пришлось. Мы с мужем очень хотели купить дачу! Очень! Муж работал, отлично зарабатывал, он был архитектор. Но, мы купили машину, начали ездить за город, и он прямо загорелся дачей! Нашел идеальное место, и представь себе, совершенно такой дом, как он хотел! Это небывальщина вообще-то. Для архитектора встретиться с воплощенной, уже готовой мечтой! Он меня туда возил, я видела. Дом красивый и безумно дорогой! – она снова промокнула глаза, как по команде наполнившиеся слезами. – Но, он совсем не умел копить деньги. Всегда было много друзей, кому-то помочь, кто-то занял… И он никогда не считал, кому и сколько. Часто просто давал без отдачи. Всегда говорил, что нам же дают. Дают заработать, иметь, и мы должны давать. А иначе, зачем всё? Короче, когда он захотел купить дачу, денег у нас не оказалось.
Мяун потёрся о мокрую ладонь, успокаивая хозяйку квартиры.
– Спасибо, милый, я поняла, что ты меня утешаешь! Да, так вот, муж решил взять кредит. Отправились мы в банк и нам кредит выдали. Муж-то зарабатывал отлично! Ну, то есть сразу не выдали, сначала одобрили, и когда разрешили ехать за деньгами, муж поехал один. Он приехал с деньгами, припарковал машину, и уже почти дошел до подъезда, и упал. И умер сразу на месте. Оторвался тромб. Я плохо помню, как всё было, думала, сама умру, а когда немного пришла в себя, выяснилось, что денег не нашли. То есть он нёс барсетку с бумажником. У него такой красивый бумажник был, с гербом. Я ему подарила, и он им страшно гордился. Так вот, барсетку нашли, а бумажника в ней не было. Я не знаю, куда он делся… А кредит-то отдавать надо! А чем? Сын работал уже, но и близко столько не получал, я тоже. Но, мы старались. Мы старались, и старались, но меня отправили на пенсию, и стало понятно, что мы не справляемся. Владик тогда решил, что надо ехать и зарабатывать. Он в Норильске сейчас. Работает как проклятый, чтобы выплатить кредит! – она снова заплакала.
Мяун вздохнул, и подобравшись поближе начал тихонько мурлыкать. И чем дольше он мурлыкал, тем дальше исчезал холод того прошедшего давно и такого страшного дня, и безнадёжность дня завтрашнего. – Ничего-ничего, как-нибудь обойдётся, потихоньку, помаленьку, как-то будет в нашей жизни, ведь ни разу не бывало, чтобы не было никак! – пела переливчатая немудрящая песенка, от которой разжимались когти поганой холодной тоски, она отступала далеко, забивалась в сумрачный угол, пока не растаяла там нестрашным воспоминанием.
– Как хорошо, что ты пришел! Мяуш, так тебя Анечка зовёт? Да? Я слышу иногда, когда ты на балконе отдыхаешь.
Мяун опять чуть не сказал, что да, но спохватился и просто кивнул.
– Как же хорошо! Ничего-ничего, как-нибудь обойдётся! – она непонятно каким образом уловила слова той кошачьей песенки и невольно сказала их вслух. – Я справлюсь. Главное, чтобы Владик не надорвался.
Мяун уходил из квартиры, где хозяйка уже не плакала, а задумчиво улыбалась ему вслед. Уходил, правда, в глубокой задумчивости.
– Бумажник с гербом, да? Несколько лет назад… Герб почти стёрт, разумеется… Деньги… Много-много денег. Дом, который так хотел архитектор… – он хмуро запрыгнул домой. – Да какое мне-то до этого дело? Я – кот! Я бумажник не спёр, а честно заработал! Разве я что-то должен? Ничего я не должен! И вообще, может, это и не тот вовсе бумажник. Мало ли у крыс чего завалялось…
Он походил взад-вперёд, по подоконнику, уже понимая, что его несусветно раскормленная совесть покоя ему не даст. Прыгнул к зеркалу и скорчил рожу, вглядываясь в прозрачную и прохладную глубину. – Идиот! Рыжий, кошачий, одна штука! Состояние небольшое припрятано! – передразнил он себя. – Фрррр! А, ладно! Что, мне разве чего-то не хватает? Васька есть, Аня и Олег, и даже собаки собственные! А деньги – зло! Особенно котикам!
Он спрыгнул с комода, важно прошествовал в абсолютно секретное и тайное место, саркастически осмотрел золото, которое ему когда-то принёс Крупка, хмыкнул: