— А сейчас извини меня. Некогда. Через месяц сессия, а у меня еще сумбур в голове, все формулы перемешались.
Зорин неожиданно для себя крепко пожал руку Данилюку, но потом, словно застыдившись, отпустил ее поспешно и заторопился к выходу. На улице вдруг обнаружил, что напевает под нос веселую песенку.
«Что это со мной? — удивился Владимир Порфирьевич. — Никогда такого не случалось».
Возле своего дома остановился. Из окна лился голубой свет от абажура. И странно, Зорину не хотелось заходить домой. Знал, что жена сейчас опять испортит настроение.
— Пойду-ка я к молодежи, — решился Зорин и зашагал обратно к общежитию. Первый, кого он увидел в общежитии, была техничка Клавдия Семеновна. Она сидела в коридоре под лампой и читала книгу.
— Здравствуй, Клава, — поздоровался Владимир Порфирьевич.
Та вскочила на ноги, уронив книгу.
— Володя? Владимир Порфирьевич? — удивилась она, смущенно одергивая платье. — Какими судьбами?
Зорин не подготовил ответ на этот, в сущности, простой вопрос и смутился. Чтобы техничка не заметила смущения, нагнулся и подобрал с пола книгу.
— Хочу вот посмотреть, как молодежь живет.
— Куда вас провести?
— Сначала на кухню. Как у вас там?
На кухне никого не было. Пол чисто вымыт, в шкафах блестела посуда.
— Сейчас почти все в столовой питаются, — пояснила Клавдия Семеновна.
Владимир Порфирьевич стоял посередине комнаты и не знал, как продолжать разговор. Клавдия Семеновна осмотрела его, чмокнув языком, покачала головой и сказала голосом, не терпящим возражений:
— Сними-ка, начальник, китель. Я тебе пуговицы пришью, а то скоро последняя отлетит.
Зорин покраснел, оглянулся на дверь.
— А если кто войдет и увидит начальника в одной сорочке? И где? На кухне общежития!
— Не бойся, снимай! Сейчас сюда никто не зайдет.
Владимир Порфирьевич все-таки для предосторожности закрыл дверь на крючок и снял китель.