— Что?! — Стробов повышает голос, и это вызывает у меня улыбку. — Как?!
— Сейчас расскажу, — обещаю я и в течение четверти часа излагаю события этого вечера.
— Как вы думаете, почему ренегат захотел с вами встретиться? — спрашивает полковник после того, как я умолкаю.
— Похоже, он намеревался уговорить меня отказаться от создания «Алефа». Намекал, что это противоречит конвенции о равных правах искусственных разумов и людей.
Стробов презрительно фыркает.
— Ублюдок! — произносит он сквозь зубы.
— Кстати, Голем утверждает, что я единственный хакер, занимающийся разработкой «Алефа», — лукавлю я. — Как это понимать?
— Откуда ему знать? — отвечает Стробов с небольшой заминкой. — Просто вы единственный, кого он смог вычислить.
— Как и вы, да? Вы ведь больше никого не нашли?
— Я не могу открывать информацию подобного рода, — уклончиво отвечает полковник, но мне всё уже ясно.
Гермес наследил в охранной системе последней корпорации, где побывал, и Контора вышла на меня. Другие хакеры в то время или отдыхали после операций, или действовали аккуратней, или не замахивались на такие дела, как я, и потому меньше рисковали. Словом, безопасникам не удалось засечь никого из них. Голем же, очевидно, действительно хорошо умеет взламывать файлохранилища, если заранее узнал о готовящемся проекте «Алеф» и вышел на меня практически одновременно с Конторой. Он верно рассудил, что безопасники будут вынуждены нанять единственного наследившего хакера, и принялся разрабатывать Гермеса. Пока не добрался до Кармина.
— Заканчивайте работу над «Алефом», — сухо говорит Стробов. — Сроки подходят к концу. Голем проявляет активность и подбирается сразу к нескольким военным и промышленным объектам стратегического значения. Кроме того, сеть его сообщников растёт. Нужно торопиться.
— Делаю, что могу, — отвечаю я.
— Спасибо, что позвонили, — говорит полковник.
— Всегда пожалуйста.
Отключившись, иду в ванную. Сегодня нужно хорошенько отдохнуть: вечер выдался волнительный.
После душа готовлю ужин — поджаренную грудинку с луком, кабачки, чёрный кофе. Позволяю себе пару рюмок коньяка и ложусь спать в надежде, что ночь пройдёт без сновидений: не хватало ещё увидеть какой-нибудь кошмар.
Глава 13
Я сижу в кабинете и рассматриваю запечатанного в банку «тритона». Круглая, чуть приплюснутая с одной стороны голова напоминает сморщенный плод, глаза закрыты, крошечный рот плотно сжат. Выражение лица мёртвого младенца кажется слегка удивлённым.
Моим ногам становится зябко. Я не смотрю вниз, но чувствую, как холод ползёт по ступням, доходит до щиколоток и поднимается к коленям. Икры начинает покалывать. Пальцы теряют чувствительность — ими уже невозможно пошевелить.