— Постой, постой!.. Куда ты?
— Ну, чего еще, что я, глупости ваши должна слухать?
— Ты чего вынесла? — не совсем уверенно спросил парень, приближаясь к Наталке.
— А чего вынесла? Ничего, — девушка пожала плечами и развела руками. — Чего я вынесу, когда вы, как варнаки, в моем приданом роетесь!
— А это что у тебя топорщится на животе? — Озлившийся парень рванул шубку так, что на снег посыпались пуговицы. За поясом юбки торчала обрезанная винтовка, без цевья и приклада.
Парень выхватил винтовку, понюхал ствол и уловил запах свежей пороховой копоти.
— Веди ее, контру, обратно в хату, — приказал с крыльца Отченашенко.
— Это чей обрез? — строго спросил он Семипуда, показывая ему оружие и злым взглядом окидывая его потерянное, червленое лицо.
— Знать не знаю и ведать не ведаю… Может, кто подкинул?.. Ты где его подобрала, Наталка? — отвлекая от себя подозрение и собираясь с мыслями, ответил кулак и опустил глаза долу.
— Братов это обрез… Когда последний раз ночевал дома, сунул в сенцах за сволок и забыл, а я прибирала в хате и нашла. Все собиралась в колодезь выкинуть, да забывала, только теперь, когда вы заявились, и вспомнила… Ну а куда брат поделся, объяснять не надо, сами вы его расстреляли в минулом году за левадами, возле казацкой могилы загубили парнишку. А ему ведь и восемнадцати годов не стукнуло.
— Ну за него ты нам не пеняй… Сами памятаем, — бормотнул Отченашенко и так же придирчиво понюхал ствол обреза. — Забиваешь нам баки… Ведь из этой пушки сегодня ночью палили, дымом она воняет.
— А, так вон ты куда гнешь, голова сельрады!.. — Но, тут же уразумев, что дело принимает нешуточный оборот, Семипуд добавил примирительно: — Что ты, Харитон Никифорович, бога побойся!
Отченашенко, нервно дергая затвор обреза, выбросил на пол четыре смазанных патрона с остроносыми пулями, строго спросил хозяина:
— Где пятый патрон? В учительшу пальнул…
— Да что ты пристал, как репей к собачьему хвосту! Отцепись, ради Христа. Откуда мне знать, кто в нее стрелял… первый раз вижу я этот обрез.
— Придется тебя, Кондрат Хомич, посадить в арестантскую… Это ты со своими дружками учительшу хотел сразить, школу народную грозился поджечь… Продолжайте обыск, — повернувшись к членам комиссии, приказал Отченашенко.
В пахнущей мышами каморе нашли сорок мешков пшеницы. Там же оказались новенькие десятичные весы. Зерно взвесили, вышло сто восемьдесят пудов.
— Оставляем тебе, кровопивец, на прокорм семьи один чувал, остальное заберем для спасения голодающих, — сказал Плющ и спросил председателя сельсовета: — Так я понимаю, товарищ Отченашенко, решение советской власти?
— Правильно понимаешь, — ответил Харитон Никифорович и сказал Семипуду: — Лошадок твоих придется взять под гужповинность — отвезти отобранное зерно в сельсовет.
— Что же, так, за дурняка, и заберете? — облизывая высохшие губы, спросила молчавшая до этого хозяйка.