Какой простор! Книга вторая: Бытие

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну ты поосторожней в выражениях, прикуси язык, а то как бы не укоротили, — рассердился Плющ и, встав на полати, заглянул на печь.

Хозяйка сердито подошла к окованному железом сундуку и, достав из-за пазухи связку ключей, отомкнула висячий замок-гирю.

Балайда нетерпеливо поднял крышку; из-под нее шибануло в нос нафталином, прелым духом слежалой, давно не надеванной одежды. Сверху лежал вынутый из рамы цветной портрет розовощекого царя, при всех орденах и медалях, с голубой лентой через узенькое, как у мальчишки, плечо.

— Хранишь покойничка на всяк случай? — насмешливо спросил Плющ. — Все еще надеешься на возвертание его с того света?

— Не хрен ведь собачий, а государь-император, сколько годов при его царствии прожито. Жалко изничтожать такого видного мужчину, а я за него на ярмарке семьдесят пять копеек уплатил. Полчаса торговался, заломили целковый.

Балайда положил портрет на лавку, и хозяйка раздраженно принялась выбрасывать маленькими руками содержимое сундука на пол. Выбросила два городских пальто, картонку с дамской шляпой, украшенной лиловым страусовым пером, несколько штук сурового полотна, сверток в газете.

Балайда развернул сверток: в нем оказались две свечи, обведенные золотыми нитями и обгоревшие на одну треть.

— Венчальные свечи… как и царский портрет, храним их на память о днях минувших, — объяснил Семипуд, воровато озираясь в собственном доме.

На пол летели спидницы, рубахи, калоши, куски печатного мыла, девичьи шелковые ленты, мониста, упала перевязанная бечевкой пачка светло-желтых николаевских сторублевок.

— Хранишь? — укоризненно спросил Отченашенко. — Федорец, тот поумнее вас, царскими кредитками стены оклеил.

— Говорят, их в банке на советские будут менять, — нашелся кулак.

Дочь Семипуда, восемнадцатилетняя Наталка, молча наблюдавшая из-за угла за обыском, подошла к сундуку, небрежно подняла с пола нитку кораллового мониста, приложила к пышной груди и, сверкнув глазами, вызывающе спросила Балайду:

— Ну как, хороша?

— Царевна, — выдохнул восхищенный парень, на минуту позабыв об учительнице.

— Я тебе дам царевну! — прикрикнул Отченашенко. — Подсунут тебе кулаки такую в постелю, и пропадешь ты для нашего класса, как пропал Андрей, чадо Тараса Бульбы.

— Ему еще надо отчитаться перед партячейкой за свое действие в школе, — угрожающе сказал Плющ, роясь в горке с посудой.

— А чего мне отчитываться? Ты бы не стрелял в бандитов?

— Я не про бандитов. Ночуешь тайно у учительки, а брак не оформляешь. Не годится коммунисту налаживать семейную жизнь таким манером.

Наталка, вспыхнув, проворно надела шубку, в сердцах хлопнула дверью, задержалась в сенцах и выпорхнула на улицу.

Следом за ней выбежал Балайда, крикнул: