– Знаешь, Алиса, – бросаю я ей вдогонку, – если тебе нужно поговорить, я здесь.
– О чём? – спрашивает она с порога.
– Об этом. Я имею в виду, о твоих родителях. О том, что с ними случилось.
– Думаю, тут не о чем говорить, – отвечает она. – Моя семья была подло убита.
Она скорбит, и в её голосе звучит жажда мести.
– Это пройдёт, я обещаю.
– Я в этом не уверена.
– Я проходил через это.
– Это не одно и то же.
– В каком смысле? – я удивлён.
– Смерть моих родителей несправедлива.
– А моих нет?
– Они были солдатами, они сражались на войне.
Я уже собираюсь ответить, что мои родители были членами экипажа, а не солдатами, но в последний момент передумываю. Алиса находится только в начале своего траура, и для неё нормально проявлять гнев. Тем более в её возрасте. Не нужно усугублять её горе бесполезной ссорой. Я немного смягчаюсь. Лицо девочки бледнее, чем когда-либо, а голос дрожит. Мне хочется придумать, как помочь ей, хотя бы немного. Затем мой желудок, урчащий от голода, подаёт мне идею.
– Не знаю, как насчёт тебя, но я умираю от голода! – Я вздыхаю, садясь в одно из красных кресел перед панелями управления.
Я поворачиваюсь на своём кресле и взмахом руки приглашаю Алису сесть на соседнее.
– Может, перекусим?
Алиса, всё ещё стоящая в дверях, бросает на меня озадаченный взгляд.
– А как насчёт правил?
– А что насчёт правил?