Гоголь. Мертвая душа

Какова же была радость путников, когда умаявшаяся тройка вытянула их на холм, откуда они скатились прямиком к придорожному трактиру со ставнями, разрисованными цветами в кувшинах, похожими на поросят, держащих во рту помидоры. Предоставив Спиридону и Ефрему заниматься лошадьми и вещами, Гоголь с Багрицким укрылись под навесом на фигурных столбах, отряхнулись и вошли внутрь. Теплом и запахом щей обдало их с головы до ног. Сидевшие за столами посмотрели на них, но, натолкнувшись на взгляд Багрицкого, уткнулись в свои тарелки и стаканы.

Местами глиняные стены трактира облупились, обнажив гнилую дранку. Под потолком возились воробьи, роняя на пол всякую дрянь. Нечищеный самовар ничего не отражал своими мятыми боками, а зеркало пестрело черными щербинами. Место было неприглядное, но о том, чтобы ехать дальше сегодня, не могло быть и речи: нужно было подождать, пока дороги протряхнут.

Трактирщик в красной сатиновой рубахе и жилетке выскочил гостям навстречу и спросил, чего им угодно. Багрицкий ответил, что им угодно поесть и поспать.

– Да так, чтобы еда и постели без тараканов и клопов были! – прибавил он, грозно изогнув бровь.

Трактирщик пообещал проследить, только, видно, плохо представлял себе, как станет это делать, потому что в голосе его не было уверенности. Прибывшие сели за свободный стол, отполированный до блеска чужими локтями. Пока они шли туда, посуда в буфете звякала, а кошка прекратила вылизывать себя и застыла с задранной задней лапой, тараща на них желтые глаза.

Подбежала девка, разложила перед гостями вилки и ложки, прибавила к ним один нож на двоих, солонку и перечницу, из которых ничего не хотело сыпаться.

– Хрен принеси, – распорядился Гоголь и прибавил, обращаясь к спутнику, – в дорожных трактирах совершенно невозможно есть без хрена.

Девка вспыхнула и улизнула. Вместо нее явился трактирный слуга, как две капли похожий на трактирщика и даже в одинаковой с ним кумачовой рубахе, но без бороды. Он предложил заказать кушанья по своему вкусу, а пока те будут готовиться – подняться наверх и осмотреть нумера. Товарищи, посовещавшись, решили, что поедят стерляжьей ухи, жареную утку и еще всякого разного, а комнату возьмут одну на двоих, при условии что обоим слугам найдут какой-нибудь закуток, где можно будет преклонить голову. Отдав распоряжения, парень отвел их на второй этаж, где показал им покои из одной комнаты, разделенной комодом на две половины. Расхаживая по комнате и расписывая ее достоинства, он усиленно топал ногами, чтобы распугать не успевших спрятаться мышей. Товарищи, сложившись, заплатили ему два рубля, велели принести кушанья наверх, а сами занялись умыванием и прочими делами, накопившимися за время путешествия. Спиридону и Ефрему был выдан полтинник на двоих со строгим наказом не напиваться. Они пообещали с какой-то подозрительной готовностью, но на них махнули рукой.

Покончив с делами, Гоголь сел писать письма, а Багрицкий улегся на свою койку, забросил руки за голову и принялся глубокомысленно изучать настенный коврик с фигурами трех лебедей на пруду.

– Корнет Юрасов вывез из Варшавы целый гобелен с русалками, – молвил он. – Вот где искусство! Такое изящество линий! Лебеди что. Ты попробуй русалку изобразить правдоподобно.

Перо Гоголя царапнуло бумагу и оставило кляксу.

– Что так долго обед не несут? – пробормотал он.

– Пойти поторопить их, что ли? – спросил сам себя Багрицкий. – Можно подумать, они там рыбалку с охотой затеяли, чтобы нас накормить!

Разумеется, и стерлядь, и утка, а также сосиски с горошком, соленые огурцы, и пирожки, и капуста, и все прочее было запасено загодя и ждало своего часа. Но, когда половой, навесивши на руку полотенце, готовился доставить тяжело груженный поднос наверх, Ефрем остановил его и, повелительно указав на стол, за которым расположился со Спиридоном, распорядился:

– Поставь сюда. Я сам снесу. Господа чужие рожи видеть не желают.

Половой, рассчитывавший получить гривенник за услуги, заартачился. Тогда в спор вмешался Спиридон, сказавший:

– А ты нам водки неси. Быстрее, любезный. Душа горит.

Движение, которым он рванул себя за ворот, получилось столь красноречивым, что парень решил не испытывать судьбу. Пока он возился возле буфета, Ефрем ловко сгрузил в свою миску немалую часть кушаний, предназначенных для господ. Он и кучер сговорились сделать это, когда поняли, что с выданным им полтинником не разгуляешься. Хватало только на скромный ужин или штоф водки. Очутившись в роли буриданова осла, они проявили себя куда более смышлеными созданиями.

– Кто понесет? – спросил Спиридон, неотрывно наблюдая за тем, как разливается водка по чайным стаканам.

– Монету бросим, – сказал Ефрем. – Но сперва согреться надо, чтобы простуду отогнать.