Гоголь. Мертвая душа

22
18
20
22
24
26
28
30

– Видишь, ты плохо меня разглядела, – сказал он старухе. – Недостаточно глубоко. Смотри теперь. Я разрешаю тебе заглянуть в свою душу.

Цыганки загалдели, видя, что с их предводительницей творится что-то неладное. Она хотела отвести взгляд от Гуро и не могла. Ее зрачки метались, как пара напуганных мышат, не способных вырваться из гипнотической власти черного кота.

– Ну что? – спросил Гуро участливо. – Увидела, каков я на самом деле? Теперь можешь идти. И больше не докучай мне. Иди, я тебе говорю!

Немногочисленные зрители увидели, как старая цыганка, забыв про полтинник, сорвалась с места и побежала прочь с неожиданной для своего возраста прытью. Выглядело это так, словно за ней гнался сам черт.

– Что стоите? – спросил Гуро ее товарок. – Тоже бегите. Догоняйте свою мамку. А если увижу вас еще раз, то пожалеете. Не попадайтесь мне на глаза.

Цыганки кинулись гурьбой догонять предводительницу. Постреленок, воспользовавшись моментом, схватил полтинник и был таков. Зеваки пялились на Гуро, силясь понять, что только что произошло у них на глазах. Он растянул губы в улыбке и сказал:

– Испугались, чертовки, полиции. Теперь до самой Одессы не остановятся.

Раздалось несколько жидких смешков. Зеваки с легкостью поверили в подброшенную им версию. Это было проще и спокойней, чем ломать голову над истинной подоплекой случившегося. Обыватели не могли представить себе, что можно проникнуть в сознание другого человека и увидеть там такое, с чем не сможет и минуты находиться рядом.

Отвесив легкий поклон, Гуро проследовал дальше. Он знал, что случай с цыганками либо забудется, либо обрастет таким количеством домыслов, что утратит всякую достоверность, превратившись в очередную городскую легенду. Что касается самого Гуро, то он выбросил происшествие из головы. Он не испытывал ни торжества, ни сожаления – ничего. Он шел дальше не оглядываясь.

В конце улицы была крепость, а с холма под нею открывался вид на реку, запруженную кораблями и лодками, над которыми кружили чайки, похожие на белые пушинки. Она была настолько огромна, что можно было подумать, что это и не река вовсе, а море, и, глядя на эти широко разлившиеся воды, неудержимо катящиеся в одном направлении, иной впечатлительный человек мог задуматься и о величии мирового творения, и о скоротечности жизни своей, и о ничтожности человеческого существования, а другой бы просто глядел в немом восторге на бесконечную водную гладь и дышал, дышал полной грудью, но не таков был тайный советник Гуро.

Разглядывая пейзаж, он прислушался к себе и не почувствовал никакого отклика в сердце своем, точно так же, как не взволновала его победа над цыганской ведьмой. Таковы были свойства его души. Она оставалась темной и холодной, как раз и навсегда выстуженный замок, в котором никто не живет. Гуро мог обладать сколь угодно многочисленными способностями и возможностями, недоступными простому человеку, но не умел испытывать радости, восторга и прочих обыкновенных человеческих чувств. Впрочем, огорчаться по этому поводу он тоже был не способен.

В далекие-предалекие года, когда Гуро был еще молод и не искушен в чародействе, он всегда ощущал душевный подъем, когда приезжал в незнакомое место и видел новые пейзажи. Любопытный взгляд его так и перескакивал с предмета на предмет, подобно тому как белка скачет по веткам, нигде не находя себе долгого покоя. Его интересовало все: причудливая форма доспехов, покрой платьев, шпили на башнях, устройство черепицы, конфигурация мостов, прически, манеры, языковые особенности и народные обычаи. Потом эти вещи стали приедаться. Гуро не помнил точно, сколько лет он живет в России, но полагал, что достаточно, чтобы изучить ее вдоль и поперек, от столицы до самой захолустной деревеньки. Его взгляд не привлекали ни колокольни, ни бескрайние поля – настолько привычной они сделались декорацией. Днестр он видел впервые, но что ему был Днестр? Еще одна река, стекающая в море, соединенное с океаном.

Пробежавшись взглядом по речному руслу и крепости, Гуро повернулся, чтобы вернуться в центр города. По заброшенным рвам и валам крепости проносились быстрые тени облаков. Башни, похожие на толстых богатырей в остроконечных шлемах, глядели вдаль черными бойницами. Навстречу Гуро двигались три мужские фигуры. Только одна занимала пустынную дорогу, тогда как две остальных расходились все дальше в стороны, словно для того, чтобы не позволить одинокому путнику разминуться с ними.

Разбойники? Вот так просто среди бела дня? Гуро не испугался, скорее насторожился. Не понравились ему эти трое, совсем не понравились. Бросалась в глаза странная вялость их движений, точно им приходилось действовать через силу. Слишком замедленными они выглядели для разбойников.

Гуро попробовал сбить их с пути усилием мысли. Когда это не сработало, он добавил к умственному усилию энергетическое, исходящее из нижней части живота, однако и это не оказало на троицу ни малейшего воздействия. Они продолжали спускаться по. желтой дороге, разделенной зеленой травяной полосой. До них оставалось не больше двадцати шагов, когда стало ясно, что против этих троих придется использовать другие средства.

Неудача смутила Гуро, заставив его испытывать неуверенность. Очень небольшое количество людей было способно противостоять его гипнотическому воздействию. Даже Гоголь, сам обладавший магнетическим даром, не умел отражать психических атак. А эти трое, выглядевшие как самые обыкновенные простолюдины, преспокойно шли на Гуро, уже не скрывая своих агрессивных намерений.

Он остановился, определяя, кто из них главарь, с которого и следовало начать, чтобы сломать волю к сопротивлению остальных. Происходи дело в замкнутом помещении, Гуро все же сумел бы укротить незнакомцев, не прибегая к физической силе, но под открытым небом всегда существует слишком много факторов, рассеивающих внимание: игра света и теней, колыхание листвы, пролетающие птицы. Так что Гуро прибег не к магическим свойствам своего перстня, а повернул набалдашник трости и упер ее в землю, не позволяя стилету выскочить из полого ствола раньше времени.

– Желаете мне что-либо сообщить, господа? – спросил он, вкладывая особую иронию к обращению, нисколько не подходящему к отребью, что остановилось перед ним, растянувшись цепью.

«Господа» не пожелали сообщить ничего. Один выпустил из рукава гирю на цепочке. Второй вытащил из голенища сапога нож. Третий распахнул армяк, чтобы выдернуть из петли подвешенный там топор.

И снова Гуро поразила их медлительность. Он подумал, что эти трое просто вынуждены грабить прохожих сообща, потому что от одного такого увальня ничего не стоит убежать даже маленькому ребенку или женщине в юбках. Он подумал, что еще не поздно сделать это и самому. Допрыгать вниз по склону холма до самой реки, а там найти извозчика и добраться в гостиницу без приключений? Это было заманчиво, но совершенно неприемлемо. Гуро не имел привычки бегать от опасности. Идти ей навстречу – другое дело.