Волшебный стрелок

– Да чего тебе бояться? Все равно скоро подохнешь!

Андрей вспомнил, как ему говорил тогда Максимов, что его рано или поздно загонят, как крысу в нору, где он и умрет. Так и получилось. Он в норе и он подыхает. Когда парень открыл крышку пенала, то заныл от негодования. Прочный пластик пробирки треснул, и бордово-золотистая кровь разлилась по дну пенала. Он был герметичным, и она не вылилась, но, вне всякого сомнения, впитала в себя пыль от лежащих тут ранее красных каменных пуль, которые так ему пригодились в свое время. У него от плохого самочувствия не возникло вопросов: почему же прочный пластик пробирки повредился в целехоньком пенале, почему кровь не свернулась за это время, и куда подевался кристалл первичной нейросети, лежащий тут же по соседству с драгоценной ампулой. В это время он искал, чем профильтровать эту субстанцию, которую уже решил пустить себе в вену, и рассчитывал дозу антибиотиков, которые намеревался добавить в шприц. По его прикидкам это должно было немного замедлить распространение инфекции по организму, а потом он будет с ней бороться, уже используя медкапсулу…

Поршень шприца загонял в вену кровь чужой расы. Андрей с осторожностью прислушивался к своим ощущениям, не очень надеясь на успех. Он наложил повязку, снял жгут и прилег на койку. Его тут же начал бить озноб, рука в месте инъекции стала гореть огнем, и жар от нее пошел выше. Он успел принять еще жаропонижающее и противосудорожное, когда ощутил, что все его тело объято пламенем. Горела не только кожа, рот, глаза. Казалось, раскалились сами кости в теле и готовы взорваться, как сосиска в микроволновке.

Еще через минуту жар стал медленно спадать, но кожа в некоторых местах стала зудеть так, словно под ней бегали мурашки. Его еще с десяток раз кидало то в жар, то в холод, конечности сводило страшной судорогой, он потратил много сил, голое тело покрылось липким потом, во рту спеклась кровь от прокушенного языка, слизистая пересохла и язык во рту ворочался как неживой, а родной глаз ощущал себя так, словно в него насыпали жменю толченого стекла. Но он не погиб от такого безмозглого эксперимента над собой. В конце концов, боль отступила, волны жара становились все тише, и Андрей свернулся калачиком на койке, боясь пошевелиться. Он закрыл глаза и стал проваливаться от усталости и изнеможения в забытье. В последнюю минуту Андрей успел назвать себя идиотом. Ведь когда он перебирал хлам, ему попадался на глаза программатор, с его помощью можно было попробовать исправить отчет самодиагностики медкапсулы и запустить лечение в принудительном порядке. Таким образом у него было бы больше шансов остаться в живых. Картриджы хоть и просрочены, но ведь их компоненты, конечно, не теряют свои свойства сразу после истечения срока годности. Производитель должен был рассчитывать их гарантийную работу в широком режиме температур, так что можно было надеяться, что при условии осторожного хранения они еще не потеряли своих качеств.

– Боже мой, ну почему ты такой идиот?

Андрей сказал это так тихо, что даже сам не услышал своих слов. Слабость одолела его и погрузила в сон.

Ощущать себя во сне было гораздо лучше, чем наяву. Он стоял в полный рост на дне озера, и над головой у него плескались волны, которые рвали гладь воды и не давали рассмотреть чистое небо. Ему не было ни жарко ни холодно, он стоял абсолютно голый и легко и непринужденно дышал под водой, так, словно делал это много лет до этого. Как всегда, во сне пришло удивление от того, что он видел и ощущал, а так же от того, что он прекрасно понимал, что спит. Двигаться было легко, он почти не чувствовал сопротивление воды, или она была такая, словно воздух, но когда он задел ногой песок со дна, то увидел, что тот медленно оседает вниз. Странно, притяжение должно быть даже выше нормального, поскольку вода не выталкивает его вверх, и он спокойно стоит и ходит по дну. Андрей задумался на минуту: а точно ли он под водой? И снова поднял голову вверх. Мимо проплывали величественные скаты с большими фасеточными золотыми глазами, медленно шевеля рулями раздвоенных длинных хвостов. Присмотревшись, он увидел ранее не замеченные стебли светло-синих водорослей, тянущиеся к свету вверх.

Парень посмотрел на свою бионическую руку, и полностью удостоверился в том, что он во сне. Рука была живой и здоровой, внутри нее не было никакого лезвия сверхострого дорогого ножа. Андрей услышал рядом с собой громкий чих, и в воздух, или же в воду, поднялась целая туча песка. Налетевший поток унес ее от него в сторону, и парень увидел перед собой лежащую на дне круглую плиту, на которой было грубо высечено лицо Матери-природы. Лицо еще раз чихнуло и открыло глаза.

– Нет, наверное, я все-таки не сплю, а схожу с ума…

После его слов каменная харя сделала попытку подняться и встать на ребро, подобно большой монете. Богиня дикарей пристально посмотрела на него и произнесла чистым, мягким, поистине божественным голосом:

– Нет, братик мой, ты не сошел с ума, просто ты уже почти умер…

Комментарий к Возвращение на Терку

Дорогие читатели, в следующей главе мы не сможем как в рассказах о сыщике Шерлоке Холмсе узнать всю фабулу романа (По количеству страниц, работа незаметно приблизилась к роману), поскольку об этом мы узнаем лишь через одну главу. А в следующей главе мы наконец познакомимся с Джоре, которые остались за границей нашего повествования. Небольшая глава будет написана по мотивом кибериады Станислава Лема, Джоре будут представлены как некие фрики, с омерзением относящиеся ко всему органическому, и стремящиеся как можно больше частей тела заменить на бионику. Бедолаги бесплодно борются над тем, чтобы заменить кисель мозгов на жесткую интегральную плату и обрести таким образом верх над смертью и живой природой. Наши персонажи будут вдвоем работать… об этом не будем, я хотел сказать пока об другом.

Предлагаю вам поучаствовать в написании одной из сцен. Эти два киборга беседуют между собой и один хвастает другому, как он так удачно и хорошо заменил себе что-то там… (это нужно еще подумать), а другой расспрашивает его и понимает, что друг тупо облажался и сделал полную хрень. Получается некоторая гаджетомания в мире пропитанном трансгуманизмом. Нужно чтобы получилось немного пошло, глупо, и в тоже время чуть весело. Я пока ничего не могу сообразить по этому поводу.

В общем, если есть желание, то можете написать свою идею, которую я постараюсь использовать в работе для этой сцены. А пока почитаю Лема, последний раз эти рассказы я открывал очень давно, и ничего уже не помню.

Слив

Мир Джоре. Центральная ось. Институт кибернетического моделирования творческого процесса. 6031-й год от первого оборота Великой Шестеренки.

Флаер с оригинальным исполнением в виде медной ванны из органической бронзы со стеклянно-фианитовой крышкой завис над парковкой и пошел на посадку. Конструктор Клапауций, получивший в свое время диплом Перперуальной Омнипотенции с отличием, выбрался из своего уникального транспортного средства, коим он по праву гордился, и прошел по дорожке из желтого кирпича ко входу в гигантский куб, обшитый зеленым рифленым металлопрофилем для заборов. Его фасадом служил квадрат безо всякой вывески, причем одна сторона была чуть более четырехсот метров, а вторая – менее. Лишь горстка высокозамененных инженеров, как лучших представителей расы Джоре, имела доступ сюда, в самое сердце передовой научной мысли, где лучшие ученые современности бились над загадками бытия. Несомненно, к таким передовым ученым относился и Клапауций, где он совместно со своим другом и великим коллегой Трурлем занимался многими прорывными и одновременно рискованными экспериментами.

Огромный ангар покрылся инеем и потрескивал от холода, прочные конструкции накрывали вычислительный центр невиданной во вселенной мощности надежным термосом многослойной защиты из минеральной руды. Охранный ИИ узнал о приближении уважаемого инженера-конструктора и гостеприимно распахнул перед ним все три створки входной двери. Клапауций вытер ноги о пластиковый коврик с мерзким рисунком органического сердца и, тяжело постукивая по блеску лакированного покрытия деревянного пола стельками от сапог, двинулся по узкому коридору к центру сооружения. Через каждые десять метров ему приходилось останавливаться и ждать открытия очередной толстой секционной заслонки. Пройдя двести метров изоляции, он оказался в просторной линзообразной сфере, здесь ряды крупных прямоугольников стояли в три этажа. В них располагалось научное оборудование, обслуживающие системы, помещения для персонала, и самое главное – четыре уникальных реактора, работающих на обогрев этого сооружения день и ночь и пытающихся не допустить снижения температуры ниже допустимого порога. Тысячи излучателей потребляли сотни гиганайтов энергии в час, чтобы без остатка все их отправить в жадную бездонную глотку вычислительных ядер, выполненных на основе кровавых друз. Большей частью надзор и обслуживание за этими реакторами с системой обогрева и входило в основные служебные обязанности сменных инженеров Трурля и Клапауция.

Клапауций зашел в первую ближайшую дверь, и попал в помещение операторной, заставленное минимальным количеством мебели. Настоящей гордостью их комнаты был широкий и просторный в два этажа потолок, декорированный резными завитками. Конструктор Трурль перед пультом с многочисленными экранами развалился так, словно это сам мастер Эхтеандро возлежал в кресле в своих покоях. Дорогой коллега был одет в один пиджак от фрака, и так же как и Клапауций был высокозамененным Джоржиком. Все органы и ткани кроме мозга у него были заменены на новейшие биотехнологические прибамбасы. Сейчас он отвлеченно поглядывал тремя серебристыми гляделками на изотермы-изобары и прочие графопостроительности технологических процессов на экранах, и привычно гонял гайку правой рукой. Ажурные чугунные ребра его грудной клетки слегка раздувались, эмитируя дыхание, а стимпанковский скворец раскачивался внутри нее на жердочке – прямо на том месте, где должно было располагаться сердце. Сам Трурль закинул все свое четыре ноги на подлокотники кресла из эбонитового дерева, и задрал на шарнире вверх приваренный на лобке болт, выполняющий у него роль вибратора для сексуальных утех. Конструктор был ярым женоненавистником, и принципиально поставил себе вместо высокотехнологичного устройства для сладострастия простую незамысловатую механику. Теперь в минуту раздумий и творческого поиска он просто гонял по резьбе вверх-вниз гайку на двадцать семь, и уже не желал большего. Такое времяпровождение в форме некоторой медитации у него стало настолько привычным, что правая рука уже сама собой, на уровне рефлексов, делала нужные движения без постоянного контроля мозга. На шее вместо бабочки у него висел шнурок с маленькой святой Шестеренкой из кровавых друз, а также жестяная фляжка, которую этот умелец выковал когда-то собственноручно из куска сыромятного железа.