Алые паруса Синей бороды

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что? – завопил Иван. – Какой…

Поскольку далее в речи моего друга не осталось цензурных выражений, я быстро отсоединилась и лишь тогда поняла, как мне холодно. Убегая из шатра, я не подумала про куртку. Она осталась на вешалке у входа. Может, люди уже разошлись?

Я осторожно вышла из леса, двинулась в сторону улицы и услышала громкий женский голос:

– Согласна, Марины тут не было. Сидела другая баба!

– Арина Виолова, – подсказал бас. – Она пишет романы про преступления.

– Значит, они заодно, – сделала в корне неверный вывод незнакомка, – детективщица тоже в доле.

– Навряд ли, – кто-то встал на мою защиту. – Я вот пришла за ее автографом. А в шатре узнала про встречу с какой-то Мариной.

– Обе мошенницы, – завизжал дискант. – Чего Виолова в шатре делала? Дураки вроде меня последние копейки за дорогу отдают, чтобы с Пиоловой пообщаться, поцелуй получить.

Я начала отступать к лесу. Нет, пока нельзя показываться в Кустове. Эх, жаль, что я плохо знаю местность. Наверное, есть какая-то дорога в обход центральной площади. Или к дому мэра можно попасть, пробежав сквозь лес. Вот только заблудиться у меня желания нет.

Я затряслась. Что лучше – насморк или народный гнев? Я в данном случае выбираю простуду. Избушка Аполлинарии! В ней я спокойно просижу до позднего вечера, дом имеет очень плохую репутацию, никто в него заглядывать не станет. Я сделала шаг по тропинке, и тут ожил телефон, на экране высветился номер мужа.

Глава двадцать девятая

– Привет, ты как? – спросил Степан. – Удачно встреча прошла?

– Сейчас дойду до дома и расскажу, – пообещала я, – если не сразу позвоню, не волнуйся. Меня хозяева, наверное, за стол посадят.

Сообщать Степе о том, что я трясусь от холода в лесу, не хотелось. Дмитриев начнет нервничать, а чем он мне сейчас может помочь? Вот окажусь через некоторое время в коттедже Зотовых, тогда и сообщу правду про то, как занималась раздачей поцелуев.

– Хорошо, – согласился Степан, – соединись со мной, когда окажешься одна.

Я чихнула.

– Все, все, беги скорей в тепло, – занервничал муж, – а то простудишься. Куртку застегни, вечно ты ходишь нараспашку, а не лето на дворе.

Я опять чихнула. С удовольствием бы сейчас закрыла верхнюю одежду на молнию, да она осталась в шатре. Запихнув телефон в карман, я поспешила к избе Аполлинарии и увидела у крыльца несколько велосипедов, кто-то меня опередил. При взгляде на «железных коней» память услужливо развернула воспоминание.

В детстве компания детей нашего двора, которой верховодил Степан Дмитриев, всегда устраивала новичкам испытание. Неподалеку от дома находилась неработающая фабрика, ее стерег дед с берданкой. Что раньше производили в цехах, никто из нас толком не знал, но почему-то большинство ребят считало: там делали страшные бомбы, одна из них взорвалась, и поэтому завод пустует. Новичку, который хотел стать полноправным членом нашего коллектива, следовало войти в здание администрации в «час собаки», от двух до трех ночи, и принести листок отрывного календаря, он находился в кабинете директора. На дорогу туда-обратно и поиск помещения давалось шестьдесят минут. Как ускользнуть ночью из дома так, чтобы родители тебя не увидели и не остановили? Где в пятиэтажном доме находится кабинет главного начальника? Каким образом можно прошмыгнуть мимо деда с древним оружием? Что делать, если на тебя нападут жуткий страх и паника? Может, рассказать родителям о всех проблемах, а потом сообщить другим подросткам: я собрался идти, да мать меня поймала, лещей навесила, никуда не пустила? А это все твои проблемы, никому не интересно, как ты их решишь. Главное – принеси листок, и тогда ты наш товарищ. Помни, трусов и предателей никто не любит. Если на следующий день у тебя нет бумажки, то никто над тобой смеяться не станет, ничего тебе не скажут. Почему? Потому что потешаются и дерутся только со своими. А ты врун, предатель, заяц трусливый, мамочкин сынок, ты не наш, а чужой. Мы посторонних не задеваем, не лезь к нам, ходи в школу и домой один, не пытайся вступать с ребятами в разговор, они уйдут, потому что ты чужой. Для девочек было испытание полегче, следовало стащить у тети Веры клубок шерсти. Антонова жила на первом этаже и по непонятной причине всегда держала зимой и летом окно нараспашку. Работала тетя Вера надомницей и почти не выходила на улицу. Стянуть один из мотков пряжи, которые вязальщица держала на подоконнике, сложная задача. Уже немолодая хозяйка обладала слухом летучей мыши, глазами ястреба и проворностью молодой змеи. Едва кто-то из девочек подкрадывался к окну, как раздавался вопль:

– А ну пошла отсюда…