Проект «Повелитель»

22
18
20
22
24
26
28
30

Он задумался в замешательстве, гудя о чем-то своем.

– Мы не тронем тебя. Иди.

– А моего друга?

– Он не нужен тебе, нам сгодится…

– Он мой трутень.

Сроду не думал, что те ненужные знания, которые на досуге запихивал в меня Хаймович, когда-нибудь пригодятся. Минутное молчание.

– Идите. Мы запомним вас.

Может, он имел в виду что-то другое, но я понял именно так».

В полусне я поднялся и, сам не веря своей глупости, шагнул к дверям. Двери раскрылись, обдав меня свежим, прохладным воздухом. И я шагнул за порог. Косой очнулся и таращился на меня во все глаза, ничего спросонья не понимая. Я шагнул вперед, разведя руки в стороны. Пара разведчиков тут же приземлилась на мои плечи. Еще парочка оседлала спину и грудь. Они ползали по мне, нюхая, как собаки, тыкая хоботками в куртку и потирая лапки. Федя в тихом ужасе застыл сзади. Он приготовился стрелять, но не знал, как это сделать, чтоб не убить меня.

– Тихо, Федор, тихо и без резких движений. Не вздумай стрелять. Выходи следом и дай им себя обнюхать, как это сделал я. Они ничего не сделают. Они так запоминают. Я тебе позже всё объясню.

Косой зашевелился, медленно поднимаясь и матюгаясь про себя. Про рюкзак я забыл. Но не возвращаться же за такой мелочью – назвался королевой, изволь быть ею. Не царское это дело – рюкзаки таскать. Меж тем Федя вытащил рюкзаки и сморщился от севших на него исследователей. Только я, наверное, знал, чего ему стоило сохранять спокойствие, а не сбросить, не отмахнуться от них руками. Он сдюжил, и я облегченно выдохнул. Нас обнюхали, запомнили, и мы могли идти, не боясь нарваться на новую особь, которая еще не в курсе, что мы свои. Информация о запахе и внешнем виде передавалась у них мысленно на любое расстояние. А как могло быть иначе? Они ведь один организм. Правая рука всегда знает, что делает левая. Мы добрели до чердака. Там я наконец забрал свой рюкзак у Косого.

* * *

– Значит, говоришь, я трутень?! – возмутился Косой. Я ржал в ответ и не мог остановиться, меня била истерика.

– Матка моя! – похотливо оскалился Федя и полез на меня, ощетинившись автоматами.

– Иди в жопу! – отмахивался я смеясь.

– Как скажешь, дорогая, как скажешь, – ухмылялся Косой, имитируя расстегивание ширинки. Тут он поскользнулся, и тяжелый рюкзак увлек его назад. Рухнул всем телом. Припечатался хорошо, судя по выражению лица. Я уже не смеялся, а просто погибал в конвульсиях.

– Что ты ржешь, помоги встать!

Я протянул руку и помог. Отсюда до хаты Косого оставалось две собачьих перебежки, а мы шли уже добрых полчаса. С каждым шагом рюкзаки не просто становились тяжелее – они словно вбивали нас в землю. А тут еще дождик прошел, и ноги так и норовили расползтись по грязи. Кое-где еще оставались участки чистого асфальта, по ним и старались идти. Но их было не много. Вот уже показалась панельная пятиэтажка с обвалившимися балконами.

Лестничный пролет внутри дома рухнул, и к Косому на второй этаж забирались по съемной лестнице, которую втягивали за собой. Что было не очень удобно, зато гарантировало какую-никакую безопасность. От человека, конечно, не спасет, но от зверья запросто.

Ночь накрывала город. Федя внимательно вглядывался в окна. Нигде ни единого огонька. Мы заспешили. Оглушительно забилось сердце. Пусто! Никого живого я не ощущал, слабое пятно теплело где-то справа, то появляясь, то пропадая. Мы бежали молча, не чуя под собой ног.

Перед домом было всё истоптано. В жирной грязи четко отпечатались тяжелые ботинки с грубым протектором. Заскочив в подъезд, Федя чуть не споткнулся о брошенную лестницу. Поставив лестницу, забрались наверх. Я зажег дежурный факел и взял с собой. В бликах пламени на Косого было страшно смотреть. Желваки играли под кожей, щеки впали. Грязь. Черная грязь на полу и стенах. Лужи загустевшей крови. Прямо перед нами в луже лежал, раскинув руки, Миша Лопух, прозванный так за большие раскидистые уши. Опознать его только по ушам и можно было. Вместо лица – кровавое месиво, из ружья в упор выстрелили. Словно невесомые призраки, затаив дыхание, мы стали обходить этаж за этажом. Смерть. Она царила всюду. Нож, пистолет, ружье были ее инструментом. На четвертом этаже я склонился над телом Андрюхи Ворона. Он был теплый и еще дышал, зажимая пальцами распоротый живот.