Проект «Повелитель»

– Куда? – нервно перебил деда Федор.

– За мной пошли, – вздохнул дед.

Он очень переживал, что наверху сейчас горит его сокровище, его бесценная библиотека, которую он столько лет собирал и которой так гордился. Ни одной лишней и ненужной книги. С собой в подвал он успел прихватить Библию, а я зачем-то сгреб военные карты.

– И вот теперь этот тайный выход нам весьма пригодится.

Ржавый пучок железных труб, по которым, по словам Хаймовича, раньше в дом подавалась вода, тепло и уходили фекалии, тянулся вдоль всего подвала и замысловато вилял и разветвлялся, как корни у дерева. Две же толстые трубы – выходили из подвала и вели за пределы дома, пролегая в узком бетонном туннеле. Протиснуться рядом с трубами бочком, согнувшись буквой «Г», чтобы пройти по туннелю, было нам вполне по силам. Только как далеко идет этот туннель? И где заканчиваются трубы? Косой тоже, видимо, вспомнил нору Торка и многозначительно посмотрел на меня. Я пожал плечами. Дороги, которые нас выбирают.

– Так, я первый, за мной Хаймович, следом женщины, замыкающими Мишка и Шустрый. Полезли.

Идти в полусогнутом виде, прижимаясь пузом к трубам, оказалось крайне неудобно: поясница начала ныть и жаловаться на судьбу практически сразу. Хуже всех пришлось Луизе, ей приходилось нести ребенка чуть ли не на вытянутых руках, иначе не протиснуться. Рядом с ней колготился Федя, но толку от него никакого не было, поскольку взять ребенка двумя руками он не мог. На выручку пришли Лена и Марта. Ребенку они не понравились, и он разорался, выдавая нешуточные рулады. Крысы с писком сновали под ногами и нашему появлению явно были не рады. Крики ребенка отзывались эхом, но каким-то ватным эхом, словно придавленным подушкой. На эхо отозвалось кошачье мяуканье. Кошка явно двигалась в нашу сторону.

Сипение и пыхтение сзади глушило все звуки спереди.

– Вот так раком двигаемся, боюсь, потом и не разогнемся, – сказал Мишка, – тут еще Шустрый сзади пристроится норовит.

– Я иногда задумываюсь над природой юмора, – забухтел Хаймович, – и прихожу к выводу, что чем тяжелее жизнь, тем больше люди находят поводов для шуток. Видимо, подсознательно человек, лишенный радостей в жизни, старается компенсировать их отсутствие шутками и смехом. Поскольку это единственно доступные ему положительные эмоции.

В свете факела навстречу нам вылезла кошка и, подняв хвост трубой, вопросительно уставилась на меня. Мол, и какого рожна ты тут забыл?

– Во! Душман, ты как здесь оказался? – опознал я кота.

– Стреляли, – ответил за него Хаймович и неопределенно хмыкнул своим мыслям.

Душмана только тут не хватало, подумал я, представляя, как он сейчас начнет тереться и путаться под ногами. Но он словно угадал мои мысли и пошел первым, словно указывая путь. Впереди явно засвежело. Под ногами захлюпала жижа из прогнивших труб, и ее становилось все больше.

Но вот я ткнулся факелом в насыпь. Дальше хода не было. Туннель был разрушен и засыпан.

Виднелась лишь небольшая нора, сквозь которую и гулял вольный сквозняк. Передав Хаймовичу факел, я, словно крот, начал расширять проход, раскидывая щебенку и куски асфальта в стороны. Сзади пыхтел Федор и скучающе ныл Максим-младший, ему хотелось спать, и он совершенно не понимал, почему его не оставляют в покое.

Наконец я вылез, с наслаждением разогнулся и воткнул факел в сырую расползающуюся под ногами землю. Вдалеке разносились глухие удары. Двери Хаймовича пробовали на крепость. Ветер принес запах гари. Я стоял на краю большой ямы. Когда-то давно в этом месте бомба углубилась в землю метров на пять и потом, конечно, жахнула, раскидав землю вокруг. Так и образовалась эта воронка.

Проспект Ленина был самым широким в городе. На нем мы и очутились, пройдя под землей добрых двести метров. По обе стороны проспекта росли густые заросли шиповника, именно из него Хаймович и варил свой чай. Красных ягод в это время было завались. Но и всяких тварей тут водилось с избытком. Тут днем-то нужен глаз да глаз, а ночью и подавно. Очень бы не хотелось нарваться на вездесущих самоходок, ни днем ни ночью не смыкающих глаз и вечно спешащих куда то. Впрочем, Бог не выдаст, торк не съест.

Именно на проспекте Ленина и стояло заветное здание института, а сам проспект упирался в большое, с размахом построенное здание, в народе называемое Шишкин дом. По легенде, именно в нем сидели правители города. Какая была власть тогда, не знаю. Знамя неопределенной расцветки до сих пор грязной портянкой мотало на ветру. Правители были скучные. Был я в том доме: куча громоздкой мебели, непонятных бумаг, нерабочих аппаратов непонятного назначения, поеденных молью ковров и выцветших портретов со значительными и надменными лицами. Не хуже, чем у Джокера, вспомнилось мне почему-то. Скучный дом. Жратвы там не было совсем. Там даже тараканы брезговали появляться.

Чем питались боссы и на чем они спали, непонятно. Остались, правда, в отдельных кабинетах кожаные холодные диваны и неподъемные кресла, из чего я заключил, что люди тогда были действительно не чета нынешним – богатыри. По крайней мере жопы у них были раза в три шире моей, а что уж тогда говорить про всё остальное? Впрочем, Хаймович говорит, что это был их основной орган. А неважно, что он говорит… Важно сейчас до института добраться тихо, без шума и пыли. Поэтому нужно держаться середины проспекта и приглядывать за кустами. Ощетинившись автоматами, мы двинулись вдоль улицы.