— Великолепно! — закричал он. — Мы проверим его магию. Одеваться!
В четыре часа дня того же двадцать пятого все билеты были проданы. Жаждущих попасть на сеанс не убывало.
Кассирша перевернула над кассой картонку, захлопнула окошечко, завязала выручку в платок — красный с белой полоской по борту — подарок англичан, — трубочкой свернула корешки билетов и пошла к синьору Бакко.
— Трепало! — сказал бородач в свитке, глядя в упор на кассиршу. — .Небось господа офицерье все попадут, а нам на панели стоять прикажете. Половину билетов в очередь принесла — остальные по домам разбазарила. Стерва!
В квартире у Верочки по Полтавской улице, дом 8, каждый был занят по-своему. Синьора Руфь кушала. Она сидела в кресле за столом, подняв перед собою руки, меланхолично ломала горячий корж; густо напудренный нос раздувал ноздри.
— Ах, мой друг, — говорила она синьорите Пине, — ты чрезвычайно чувствительная, ты плачешь непрестанно и до и после, а мужчины любят, чтобы плакали до, но ни за что не после.
Синьорита Пина откусывала нитку; на коленях у нее лежало цирковое традиционное газовое платье с короткой пышной юбкой, — она пришивала к ней блестки.
— Не твое дело, — сквозь зубы отвечала синьорита, — ты можешь смеяться, а я плакать. У каждого своя работа.
И, завязав узелок на нитке, добавила:
— Как бы сегодня всем не плакать.
— Что?..
Полные руки упали на стол.
Пятнадцатилетний скептик быстро поднялся с дивана, на котором лежал, задрав ноги, и сказал резко:
— Дура!
Потом подошел к запертой двери, прислушался, кивнул головой, вернулся к дивану, лег, задрал на стену ноги и повторил:
— Дура!
Но значительно мягче. А у других дверей той же комнаты, к которой подходил Пиколло, остановилась кассирша и постучалась. Глухие голоса смолкли, дверь скрипнула, на пороге показался синьор Бакко.
— Да, — сказал он растерянно. Левый глаз его дергался.
— Я принесла выручку.
— Пусть войдет! — крикнули из комнаты. Профессор отошел в сторону. Кассирша увидела Верочку, молодого человека партикулярного вида и еще четырех ей незнакомых.
ebooksa