— Почти родственник.
Машина свернула под «кирпич», на узкую асфальтовую дорогу. По бокам деревца, черные, мокрые, асфальт тоже мокрый, испятнан лужами, и в обочинах вода, зеленая, томится, бродит. Вскоре за реденьким перелеском увиделись здания, сначала одно, белое, с серыми подтеками, буквой П, типичное школьное строение, затем поодаль, правее, другое — одноэтажное, длинное, вроде казармы, вокруг голо, бурая трава, вместо деревьев стенды с наглядной агитацией, длинная мачта с флагом, верхушка покачивается под ветром. Флаг, как только что выстиранная простыня, обвис, съеженный, не шелохнется.
— Сурово, — заметил Ружин.
— Обыкновенно, — отозвался Феленко. — Это не санаторий. Это место, где люди учатся жить, — помолчав, добавил негромко: — Где я их учу жить.
Ружин поднял брови, но ничего не сказал.
Обогнули школьное здание, въехали во двор. Во дворе около десятка ребятишек разных возрастов под командой чернявого крепыша занимались зарядкой. Лица истомленные, пот по щекам, голые ноги в грязи. Крепыш выкрикивает что-то коротко, как кнутом щелкает. Ружин заметил среди ребят двух девчонок. В глазах набухли слезы, но подчиняются.
— Поздновато для зарядки, — Ружин посмотрел на часы.
— Это не зарядка, — Феленко внимательно разглядывал детей. — Это наказание. Я не сторонник внушений и экзекуций. Только спорт. Здоровее будут.
— И в чем они провинились? Изнасиловали учительницу? Подожгли интернат?
Феленко пожал плечами:
— Кто за что. Кто болтал на уроке, кто без команды есть начал, кто девчонок лапал…
— Ты шутишь? — тихо сказал Ружин.
— Я никогда не шучу, — Феленко открыл дверцу и вылез из машины.
— Три-четыре! — скомандовал крепыш.
— Добрый вечер, товарищ директор! — проскандировали ребята.
Феленко чуть качнул головой.
— На сегодня хватит, — обронил он.
— Директор? — удивился Ружин, тоже выходя из машины.
— Пока исполняющий обязанности, — сказал Феленко. — Прежнего на пенсию отправили. — Он ухмыльнулся. — Я отправил.
Они сидели в комнате Феленко за квадратным столом. Перед каждым стакан чая, печенье, варенье в розетках, алое, прозрачное, вкусное. За окном сумерки, небо серое, низкое, давит. Задернуть бы шторы и не видеть его. Ружин встал, задернул.