— Нет. Ему стало хуже. У него осталось совсем немного времени. Это будет больно, — промыв раны, я втерла мазь, которая помогла бы им зажить и значительно уменьшила вероятность образования шрамов. Он втянул воздух сквозь зубы, и его мышцы задрожали.
— Ты поэтому плакала? — рыча, спросил он, явно борясь с болью.
— Да. Я думала о вариантах замены эликсира. Это был побочный эффект.
— Я помогу тебе, чем смогу, — мягко сказал он, пока я продолжала наносить мазь.
— Когда на кону не твоя жизнь, ты будешь более открыт, не так ли?
Это было задумано как шутка, но получилось обвинение.
Я сделала глубокий вдох, приготовила губку и подошла к нему спереди. Его член смягчился, вероятно, в результате боли. Это немного помогло. Но эти красивые солнечные глаза, наполненные сочувствием и поддержкой, чуть не погубили меня. Он точно знал, через что я прохожу, и пытался смягчить удар.
— Что касается прошлой ночи, я недооценил тебя, — сказал он.
Я вымыла его шею и грудные мышцы, движения замедлились, мои глаза упивались всеми этими великолепными мышцами. Меня больше не волновали шрамы. Это не отвлекало. Завитки чернил, некоторые из которых были похожи на древние каракули, мне скорее понравились.
Я подошла немного ближе, мое дыхание стало прерывистым. Его ладони нашли внешнюю сторону моих ног.
— Я не знаю, как работать с бессмертница, как ты. У меня нет того прикосновения, которое было у моей матери. Что есть у тебя. Я знаю только основы. Я никогда не работал с переполненным вечнозеленым бессмертницаом, потому что это, вероятно, означало бы смерть для того, кто выпил смесь. Таким образом, я не мог рассказать о рецепте антисыворотки, не так ли? И если бы я сказал тебе, что это может сработать, ты могла бы создать что-то слишком мощное и убить меня. Это оставило бы на тебе след, я знал, что так и будет. И теперь у меня есть доказательство, видя, как слабое здоровье твоего отца мучает тебя, хотя это даже не твоя вина. Я не хотел, чтобы моя смерть была на твоей совести. В этом просто не было нужды. Поэтому я не упомянул об этом.
— Значит, то, что касается твоей матери…
— Я врал. Ты очень доверчива.
— Но ты недооценил меня.
— Очевидно. Я мог бы упомянуть об этом, предостеречь тебя и сэкономить тебе десять минут на размышления, — он рассмеялся, похоже, в основном про себя, — Ты обращаешься с растениями лучше, чем кто-либо из тех, кого я когда-либо знал. А я знал лучших. Твоя способность не только обдумывать ответы, но и чувствовать ответы замечательна. В прежние времена не имело бы значения, откуда ты родом — с таким умением ты бы выделялась. Ты бы подняла положение всей своей семьи.
— В прежние времена у меня не было бы причин придумывать лучшие эликсиры. Так что нет, я бы не выделялась.
Он поднял взгляд, когда я поливала водой его грудь. Он запустил руки под мою рубашку и скользнул по коже на моих боках.
— Ты будешь выделяться где угодно.
Я позволила своему взгляду скользнуть по плоскостям и углам его лица. Строгость его красоты смягчалась блестящими глазами и мягкой улыбкой. Теперь я едва видела шрамы, вместо этого глядя на человека внутри. Я не могла больше скрывать от себя правду — чем больше я знала о нем, тем больше он мне нравился, все его острые углы и все такое. Мне нравился его ворчливый характер, его плохое настроение и вспышки страсти. Мне нравилась его заботливость и защита. Даже его собственничество раздувало во мне пламя.
Мое животное внутри замурлыкало при этой последней мысли, потому что ей нравилось, когда он доминировал над нами. Когда он держал нас в плену и доставлял нам удовольствие, пока мы не начинали просить о большем.