— Это прекрасно. Твоя мама умерла до проклятия?
— Да.
— Тогда она избежала кошмара.
— Это единственный кошмар, от которого она была избавлена.
Я положила свою руку поверх его руки на подносе, проведя большим пальцем по костяшкам пальцев. Я действительно не знала, что сказать, поэтому повторила:
— Пой громче, пожалуйста.
На этот раз он пел на языке, которого я не знала. Похоже, это был древний язык с раскатистыми гласными и мягкими согласными. Его безупречный голос по-прежнему был глубоким и скрипучим, но неожиданно приятным. Это успокоило меня и подняло настроение. Его голос был полон сладкой печали и мягкого плача, но теперь звучал громче, лениво рассекая воздух.
Не успела я опомниться, как все три подноса были заполнены до краев. Он прикатил две тележки для подносов, и мы вложили их туда. Лишь когда мы добрались до большого сарая с двумя столами и различными приборами для работы с растениями и травами, песня замереть на его губах. Наступившая тишина оставила острую боль в сердце.
— Эта песня у твоей мамы тоже была грустной? — спросила я, когда он помог мне поставить подносы на край ближайшего стола.
Он мгновение изучал меня, что он часто делал в последнее время.
— Я всегда так думал, но она сказала, что это должна была быть радостная песня.
— Ты знаешь язык, на котором пел?
Он покачал головой, когда мы схватили ведра, чтобы набрать воды из насоса.
— Она была из горного региона Королевства Фламма, которым правили король-волк Цинциус и его королева Элмердонна. У них был местный горный язык. В том королевстве он был разрешен, но здешний король объявил его беззаконным. Он сказал, что на нем очень просто передавать тайны.
— Ух ты. Это так безумно.
— У него никогда не было все в порядке с головой — это просто хранилось в тайне.
— И посмотри, как хорошо эта королевская тайна обернулась для всех.
Я держала ведро перед насосом, но он забрал его у меня.
— Это мужская работа.
— Качать воду — это мужская работа?