— А мне хочется, — упрямо твердила Маруся. — И я не скрываю этого.
— Ничего несбыточного в твоем желании нет. Но есть и другие мнения. Не так ли, Женя?
— Есть! — серьезно откликнулась Женя. — Я все время спорю, но их большинство: два голоса против одного.
Косачев чуть приподнял бровь, что означало удивление:
— Два голоса? Маруся и мать? Ну, если дело дошло до голосования, я отдаю тебе свой голос. Теперь уже два на два.
— Что, съели? — обернулась Женя к сестре и матери. — А к тому же глава семьи имеет два решающих голоса. Вот!
Клавдия Ивановна, не зная, как выйти из неловкого положения, мягко сказала мужу, стараясь замять разговор на эту тему:
— Не слушай ты их, балаболок. Это же серьезное дело, нельзя так: хочу туда, хочу сюда. Как сам решишь, так и будет.
Косачев засмеялся:
— Ладно, мать, не волнуйся, нам с тобой нечего бояться. Хоть так, хоть этак, а нас не разлучишь: куда иголка — туда и нитка.
Совсем некстати зазвонил телефон.
Косачев, вытирая губы салфеткой, поднялся из-за стола, взял трубку. Молча выслушал чьи-то сбивчивые, тревожные слова, кратко прервал разговор:
— Сейчас приеду.
Он не выдал никакого беспокойства, пошел на место за стол, хотя жена поняла, что на заводе что-то случилось и ему надо срочно быть там.
Он взглянул на часы, допил чай и поднялся из-за стола.
— Посидел бы еще с вами, да жаль времени нет ни одной минуты. Дела. А вы продолжайте дискуссию, с учетом моего мнения.
Для Клавдии Ивановны этот разговор имел в некотором роде решающее значение. Хотя все произошло как бы между прочим и слова были сказаны в полушутливом тоне, жена ясно поняла намерения мужа.
Девочкам тоже стало понятно, чего хочет отец. Женя обрадовалась, что в споре с сестрой и матерью чаша весов сильно качнулась в ее сторону.
6
Весь вечер допоздна Косачев работал в кабинете, ждал звонка из Москвы о результатах доклада Пронина.