В те холодные дни

22
18
20
22
24
26
28
30

По телефону Косачев вызвал Пронина:

— Ну что, Иван Николаевич, доложил в Москву?

Пронин стоял у аппарата в кабинете Косачева.

— Извини, Сергей Тарасович, дело, кажется, осложняется. Мой звонок всполошил министерство. Министр говорит, что немедленно высылает комиссию на трассу Газстроя.

— Пусть не поднимают панику, Иван Николаевич. Трубы тут ни при чем.

— Но взрыв-то был?

— Был. Но по другой причине, сами разберемся.

— Комиссия уже в пути, вылетела самолетом.

— В таком случае, я остаюсь здесь, — резко сказал Косачев в трубку. — Ты пойми, Иван Николаевич, без меня тут любая комиссия так напутает, что целый год будем разбираться. А дело остановим, и надолго, поверь мне. Этого нельзя допускать, ни в коем случае!

Прибывшая из Москвы комиссия установила, что разрывы образовались на стыковочных швах. Не обнаружив дефектов в самих трубах, комиссия все же воздержалась от признания их вполне пригодными к промышленной эксплуатации и рекомендовала заводу продолжить эксперимент, не приступая к серийному производству.

Из кабинета Салгирова Косачев позвонил министру, заявил протест против решения комиссии.

— Не горячитесь ли? — спросил министр. — Может, проверить еще раз?

— Никому не нужная потеря времени, Павел Михайлович. Это мнение всех наших заводских специалистов. Да и газовики согласны со мной.

— Если так, вылетай в Москву вместе с комиссией, здесь разберемся детально.

— Я не могу оставить завод.

— В таком случае, пусть прилетит Пронин, как и договорились.

С трассы газопровода Косачев и все, кто с ним были, прибыли прямо на завод. Люди тут же разошлись по своим местам в цех. Рассказав Пронину во всех подробностях происшествие на трассе и разговор с министром, Косачев спросил:

— Готов лететь в Москву?

— Готов.

Пронина провожали к самолету Косачев, Астахов и Водников. Перед самым трапом Пронин наклонился к Косачеву, виноватым тоном тихо сказал: