В те холодные дни

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чудной вы народ, москвичи, — полушутливо заговорил Косачев. — Всегда у вас срочные и сверхсрочные дела. Снуете, как челноки в ткацком станке.

— Такой век, космические скорости, Сергей Тарасович. Ты завтракал? — спросил гостя хозяин кабинета. — Хочешь чаю?

— Спасибо, я успел закусить.

— Значит, не будем терять времени, приступим к делу. Садись.

Министр обошел широкий стол коричневого дерева, остановился у кресла, подождал, пока Косачев уселся напротив, достал из кармана сигареты.

— Закурим?

— Бросил я эту забаву, — сказал Косачев, ожидая, когда же начнется главный разговор.

— А я, грешный, никак не могу бросить. Воли нет.

Павел Михайлович закурил, сел в кресло и положил руки на зеленое сукно стола.

— Догадываешься, зачем тебя позвал? — спросил министр, дружелюбно глядя на Косачева.

— Нет, Павел Михайлович, не знаю.

— Небось учуял? Хитришь?

— Не умею разгадывать тайны.

— Какие у нас тайны? — сказал министр. — Не успеешь кого-нибудь освободить или назначить, как в коридорах уже знают. Новость подобна электрическому заряду и распространяется с такой же быстротой, только не по проводу, а от сотрудника к сотруднику. Один что-то услыхал от кого-то, передал другому, тот третьему, и пошло…

Косачев слушал голос министра и думал про себя: «Что это он говорит? Освободить, назначить? Опять о пенсии вспомнит».

— У нас есть такие ловкачи, особенно среди командированных, вмиг все пронюхают. Не успеет приехать, обойдет все кабинеты, одному вопросик задаст, другого о чем-то спросит и все мотает себе на ус, какая, мол, ситуация на сегодняшний день.

— К чему это вы, Павел Михайлович? — прищурился Косачев. — Я прямо с самолета к вам.

— Ну не знаешь, так не знаешь. Прямо скажи: балуешься еще двухшовной трубой? Не испугался прошлогоднего выговора?

Косачев решил отвечать осторожно:

— Продолжаю эксперименты, Павел Михайлович. Как договорились с вами.