В те холодные дни

22
18
20
22
24
26
28
30

Через всю жизнь пронес Косачев свою влюбленность в трубы, которая зародилась в его душе в далекие студенческие годы. На каком бы посту ни работал — мастером, начальником цеха, директором завода, — он всегда затевал какие-то эксперименты, спорил с инженерами, выявлял сторонников, собирал надежную команду «трубачей», как он любил говорить в шутку. Многие добродушно подсмеивались над этим увлечением директора и принимали как должное тот факт, что на заводе незаметно возник экспериментальный цех, который из года в год расширялся. Работники этого цеха под личной опекой директора, одержимые его идеей, настойчиво искали, изобретали, пробовали. Косачев любил говорить, что без поисков и экспериментов может наступить застой даже в хорошо налаженном производстве, ибо жизнь, как известно, не стоит на месте и в своем движении увлекает все за собой.

Косачев беззаветно отдавался своему делу, привязывался к заводу, как к дому, но он никогда не закрывался от мира глухим забором. Каждый год выбирал время поездить по стране, обязательно успевал осмотреть новые заводы, иногда заглядывал на старые, сравнивал прошлое с настоящим.

Как-то в середине пятидесятых годов Косачеву довелось побывать на строительстве огромного металлургического завода, где возводились корпуса прокатного цеха по проекту талантливого инженера Пронина, который когда-то работал у Косачева. Завидно было смотреть на гигантский размах стройки, на замечательное современное оборудование.

— Если бы мне такое хозяйство, я бы горы свернул, — сказал тогда Косачев Пронину, не скрывая зависти. — Нам же приходится все достраивать да пристраивать, обновляться на ходу, ни на минутку не прекращая выпуск продукции, повышая качество. Будь у меня такой новый заводище, я таких бы труб наделал, что удивил бы мир.

— Ты абсолютно прав, Сергей Тарасович, — согласился Пронин. — Я часто вспоминаю ваш завод и каждый раз удивляюсь, какие чудеса вы там творите. Честно говорю, без лести. Нам, людям более молодого поколения, есть чему поучиться у старой гвардии.

Косачеву было приятно слушать такие слова от умного инженера.

— Перебирайся ко мне, коли нравится, с удовольствием приму на самую высокую должность…

Глядя на высокий белый потолок, на темное окно, на закрытую дверь больничной палаты, Косачев готов был взорвать эту ненавистную комнату.

«Экая досада! — думал он в раздражении. — В такой момент так глупо споткнуться! Лежать, как бревно? Дудки! Завтра же встану».

На другой день Сергей Тарасович поднялся с постели и упросил главного врача разрешить заводским инженерам хоть ненадолго приходить к нему в больницу для деловых разговоров.

Первым после утренней заводской планерки явился с докладом главный инженер Кирилл Николаевич Водников.

Косачев стоял посредине комнаты в полосатой пижаме, в домашних туфлях и, шутливо разводя руками, показывал свои апартаменты.

— Полюбуйся, Кирилл Николаевич. Никогда у меня не было такого кабинета. Выбирай место, садись.

Водников поискал глазами стул, подвинул к столику, грузно сел, положив на колени темную кожаную папку, стал вынимать бумаги.

— Начнем без предисловий, — сказал Косачев — Что на заводе?

— Утром звонил министр. Спрашивал о вашем здоровье.

— А еще о чем?

— Интересовался, как идет подготовка материалов о трубах. Я сказал, что работаем под вашим руководством, не сомневаемся в успехе. Для нас это дело не новое, я заверил министра…

— Ладно, я сам ему позвоню, — перебил Косачев Кирилла Николаевича. — На днях позвоню. Мне даже как-то неловко перед ним. Было время, когда он сам удерживал меня, а теперь он просит, а я лежу. Парадокс! Надо спешить, Кирилл Николаевичей всегда рассчитывал на вашу поддержку и сейчас особенно прошу…

— Да что вы, Сергей Тарасович? Я и без просьб со всей охотой. Только вот прошлогодняя история с трубами не выходит из головы. Поспешили, и сами знаете…