— Не торопитесь, — сказала она шоферу. — Приотстаньте, пусть поволнуются.
Иван взял ее руку, прижался к ней губами. Рука была горячая, обожгла ему лицо.
Шофер сделал так, как его просили: отстал от передней машины, потерял ее из виду.
Как бы очнувшись, Надя спросила у шофера?
— Где мы?
— На Варшавском шоссе.
Она смотрела в лицо Ивану и спрашивала так, будто приказывала шоферу:
— Нам, кажется, не нужно в город? Везите нас на дачу, во Внуково. Знаете дорогу?
— Знаю.
Иван молча прижался щекой к ее пушистому воротнику.
Машина сделала разворот и понеслась по пустынной ночной дороге.
Дача, принадлежащая Надиной тетке Александре Степановне, стояла в сосновом лесу. В это время года, в конце ноября, здесь уже никто не жил, все комнаты наверху и часть нижних были свободны.
Внизу одну комнату и кухню занимала молодая женщина Варвара, сторожила дачу до весны.
Надя постучала в окно. Кутаясь в теплый платок, Варвара вышла на порог и с тревогой встретила Надю с незнакомым мужчиной.
— Боже мой! Это вы, Надежда Петровна?
— Пусти нас, Варенька, мы замерзли. Потом все расскажу, а пока никто не должен знать, что я здесь. Поняла?
Женщина пропустила их в дом, в недоумении пожимая плечами:
— Что же это делается, люди добрые? Надежда Петровна, такая скромная, умная женщина, и вот тебе раз! Господи, что же это такое?
Она погасила свет в своей комнате, с испугом полезла в постель, накрылась с головой, будто хотела спрятаться от всего сложного и непонятного, что есть в жизни.
Утром первым проснулся Иван. Было уже совсем светло, за окном виднелись угол крыши, занесенной снегом, и зеленые ветки сосны. Надина голова лежала у него на правой руке, и он боялся шевельнуться, чтобы не разбудить Надю. Смотрел на ее закрытые глаза с темными ресницами, на пухлый приоткрытый рот, на розовое, спокойное лицо. Он никогда в жизни еще так не волновался, не дрожал, как мальчишка, — даже слышал стук своего сердца. На обнаженном Надином плече, круглом и теплом, как августовское яблоко на дереве, играл солнечный луч, упавший от окна.