Она подошла к телефону, положила руку на трубку, но почему-то медлила, не снимала ее.
— Ищет в институте Склифосовского, среди изувеченных и разбитых! Живет со мной десять лет и не видит, как сам переехал через меня, через всю мою жизнь.
— Не звони ему, я не хочу скандала. Не люблю мещанского визга и истерии. В таких случаях они кричат так, как будто воры залезли к ним в огород.
— Ты боишься?
— Противно. Кончится тем, что я его убью.
Она сняла трубку и стала набирать номер. В ответ раздались протяжные гудки. Поглядывая на Надю, Иван закурил, глубоко затянулся, ждал начала разговора. Она бросила трубку.
— Не отвечает. Небось побежал в какую-нибудь справочную или сидит на кухне, не слышит. Он когда ест, можно из пушки стрелять. «Когда я ем, я глух и нем», — передразнила она кого-то, очевидно Федора.
— Позвони Димке.
— У них же нет телефона.
— Ах, да. Я все забываю. Приезжаю в Москву раз в три года, и всегда уйма новостей. Димка раньше жил на Таганке, в маленькой комнатушке с зелеными стенами. В квартире ужасная теснота, миллион соседей. Повыползают на кухню столетние старушки, грызут бедную Катю. Она сама добрая, славная, ты же знаешь, муху не обидит, впечатлительная такая, все принимает к сердцу и плачет. А теперь получили отдельную квартиру в новом доме, я очень рад за них.
— Если бы они до сих пор жили на Таганке, мы бы с тобой не встретились.
— Слушай, Надя. А может быть, Федор узнал, в какой гостинице я остановился и поехал туда?
— Ерунда. Ему и в голову не придет, что его благоверная, добропорядочная супруга поедет ночью в гостиницу к мужчине. Ну, что ты!
— На всякий случай я позвоню.
Он набрал номер дежурной своего этажа, назвал себя.
— Скажите, меня никто не спрашивал сегодня с утра? Нет? Спасибо.
— Вот видишь. Он не из тех, кто понимает, что может случиться с женщиной.
— А если он уже едет сюда?
— Не проще ли было позвонить? Мы же не отходили от телефона.
— Тебе не холодно?