— Погоди! — усадил я его. — Погадай, прошу тебя!
— Хорошо, будь по-твоему... Где ты живешь?
— В Тбилиси.
— Я сам вижу, что ты не здешний. Но Тбилиси — не адрес. Где ты живешь здесь, в Батуми?
— В гостинице.
— Что же тебе от меня нужно?
— От тебя — ничего, дядя Дурсун.
— Так оставь меня в покое!
— Почему ты не хочешь погадать мне?
— Сказал ведь: не хочу обманывать.
— Обмани!
Дурсун наклонил голову. Он долго молчал. Потом взял в руки блюдечко и заговорил глухим, надтреснутым голосом, от которого у меня невольно сжалось сердце:
— Эта женщина с золотыми волосами станет твоей женой... Вы еще не женаты?
— Нет.
— Она станет твоей женой. — Дурсун наклонил блюдце, с минуту смотрел на кофейную гущу, потом продолжал: — У вас будут дети, девочка и мальчик... Ты далеко продвинешься по службе... Будут у тебя красивая жена, красивые дети, и будешь ты наслаждаться жизнью один, другой, третий, десятый год...
Дурсун поставил блюдечко на стол, сжал руками виски, закрыл глаза и умолк.
— Дальше, дядя Дурсун, дальше!
— Потом красивая жена покинет тебя... Она уплывет на большом белом корабле... Ты начнешь искать жену и узнаешь, что друг, твой лучший друг надругался над тобой, плюнул тебе в душу... Ты будешь гоняться за смертью, но смерть откажется от тебя, ибо душа твоя будет пуста, а бездушный труп не нужен даже смерти... И так сотрется в жизни твое имя, сгинут любовь, братство, дружба, исчезнут дети — плоть и кровь твоя... И, убедившись в бессмысленности жизни, ты накинешь на себя петлю. Но тебя вынут из петли, и тогда ты поймешь, что глупо умирать, ибо нет на свете ничего, ради чего стоило бы умереть...
Дурсун опять умолк.
— Дальше, дядя Дурсун! — просил я дрожащим голосом.