— Ну, это… — возобновляет бубнёж голубоглазый Егорка, — там был Криворучко, Самойкин…
Дотошно перечисляются все имена, вычленяю только знакомые.
— Они нас били, — заканчивает Егорка.
— Да, — лаконично подтверждает Андрюшка.
— И? — Ещё лаконичнее интересуюсь я. Парнишки опускают очи долу и начинают мяться. Наконец Егорка рожает:
— Их тоже надо побить…
— И кто вам мешает? — Проявляю вежливое любопытство. — Отлавливайте их по одному и бейте.
— А вы? — Андрюшка смотрит, в глазах тающая под давлением жестокой реальности в моём лице надежда.
— А что мы? — Жму плечами. — Не нас же били.
Всё предельно ясно, но парнишки чего-то ждут. Ну, как хотят… могу и объяснить.
— Вы что, не слышали, что мы объявили мобилизацию и войну центровым?
Побитый дуэт переглядывается и разводит руками.
— Не врите, — подаёт голос один из рекрутов, — я вас звал.
— Так-так… получается, вас звали, но вы не пришли, — мой начальственный взгляд холодеет. — Что это значит? А это значит, что вы трусы, саботажники, вредители и враги народа. Родина вас призвала на священную войну, а вы болт забили? Скажите-ка, а с какого рожна (здесь этому выражению научился) мы должны за вас, дезертиров, впрягаться? Дезертиров во все времена тупо расстреливали… ну, можем тоже вас побить, как бежавших с поля боя.
— Мы не бежали… — бубукают растерянно.
— Но и не пришли! — Рублю разговор. — Топайте отсюда, пока мы вам не добавили.
Мои рекруты, обожаю их за это, придвигаются грозным строем. Дуэт бубуков, соответственно, отодвигается и потихоньку ретируется. Пока они в зоне слышимости громко говорю:
— Пацаны, а это же здорово! Мы бьём центровых, а центровые будут бить их! Не нас!
Наконец и до них доходит вся выгода нашего положения. И нас могут отловить, но даже так: воюем только мы, а страдания достаются всем. Наши вершки, ваши корешки. На ржаном поле, ха-ха-ха. Ржут все. Я ж говорю, никто от халявы не откажется.
— Эй, это ты тут с девчонками водишься? — Голос четвероклассника (по виду) сочится презрением.