Супернова

Он вспоминал, как на его глазах Отмороженная и ее команда издевались над Анархистами, заставляя их оговаривать себя, независимо от того, действительно ли те участвовали в нападении на параде. Адриан видел, как они пытали Акацию и в конечном итоге убили ее, обвинив в жестоком нападении Стража.

Анархисты и Акация были злодеями. Возможно, они не заслуживали сочувствия.

Но в те минуты Адриана мучил вопрос: кто в подобных ситуациях оказывался настоящим злодеем.

Если это сходило с рук отряду Отмороженной, значит, то же самое могут делать и другие Отступники. И кто их остановит? Да никто даже и пальцем не пошевелит.

– Вскоре мы продемонстрируем, на что способен Агент N, – говорила доктор Хоган, – чтобы вы могли своими глазами увидеть, насколько это быстрое, эффективное и милосердное оружие. Но сначала мы хотим познакомить вас с героем истории нашего величайшего успеха, чтобы узнать его мнение о сыворотке и услышать рассказ о том, как она изменила его жизнь. Ваши аплодисменты – и я приглашаю к микрофону бывшего злодея и соратника самого Аса Анархии. Многим он был известен под именем Кукловод, но сегодня это мистер Уинстон Прэтт.

Раздались аплодисменты, правда, жидкие и неуверенные. Когда Уинстон вышел к микрофону, на трибунах поднялся шум. Все это казалось совершенно нереальным. В день, когда его нейтрализовали, Уинстон боролся, пытался напасть на доктора Хоган, подчинив юного Отступника. Тогда его увели со сцены в наручниках.

Что изменилось, почему теперь он выглядел таким спокойным, таким… жизнерадостным?

– Благодарю вас, доктор Хоган, – начал Уинстон, склонившись над микрофоном, который был отрегулирован для доктора. Для долговязого Прэтта он был низковат. – Я действительно благодарен. И не только за то, как изменилась моя жизнь благодаря Агенту N и команде врачей и психологов, работавших со мной. Я также благодарен за эту возможность рассказать свою историю.

Уинстон снова улыбнулся, но более застенчиво. Адриан ясно видел, что он нервничал. Он довольно долго неуклюже подстраивал микрофон, потом прочистил горло и достал из кармана пачку карточек с заметками.

– Я знал многих… злодеев… за эти годы. Почти полжизни я был Анархистом, прибился к ним, когда мне было всего четырнадцать лет. Тогда я убежал из дома и присоединился к движению Аса Анархии, – сделав паузу, он постучал по трибуне своими записями, перевел дыхание и продолжил: – Частенько, когда к нам присоединялись новые участники, мы рассказывали друг другу наши истории о том, кто как получил свои суперспособности. Это популярная тема среди нас, Одаренных – и у героев, и у злодеев, наверное. Тогда я об этом не задумывался, но… со временем заметил, что все наши истории роднит что-то общее. Кроме тех, у кого способности были врожденными, все становились Одаренными после… скажем так, какой-нибудь тяжелейшей травмы. Мы говорили об этом с гордостью, но на самом деле воспоминания часто были… ужасными. И болезненными. Возможно, нам внушал гордость тот факт, что мы остались в живых, но я… я никогда не решился бы спросить своих товарищей… или даже самого себя… не лучше ли было бы, если бы мы никогда и не подвергались этим ударам судьбы.

Адриан наморщил лоб и оглядел своих товарищей по отряду. Данна, как и он сам, родилась со своим даром. Но Оскар стал Одаренным после того, как чуть не погиб в огне, а Руби обрела свои силы после жестокого нападения члена банды Шакалов.

И в самом деле, все подобные истории, известные ему, начинались с того или иного травмирующего переживания.

– Что касается меня самого, – продолжал Уинстон севшим голосом, – я никогда ни с кем не делился своей настоящей историей. Ни с Анархистами, ни с кем иным. История о том, как я стал Кукловодом, не вызывала у меня гордости. Только стыд и гнев.

Легкая улыбка исчезла с его лица. Он заколебался и взглядом стал искать кого-то на трибуне. Проследив за его взглядом, Адриан узнал женщину-психоаналитика, которая работала с Уинстоном после его нейтрализации. Она ободряюще кивнула.

Нагнувшись, Уинстон открыл стоявшую у его ног сумку. Журналисты вытянули шеи, возможно, ожидая, что он вытащит бомбу или пистолет.

Но оказалось, что там была всего лишь кукла. Адриан узнал Гетти, детскую игрушку Уинстона, на которую однажды выменял у бывшего злодея сведения о Кошмар.

– Это Гетти, – Уинстон поднял куклу так, чтобы все видели. – Мой отец сделал Гетти для меня и подарил, когда мне исполнилось семь лет. Я вроде бы считал себя уже слишком большим для кукол, но… в этой что-то было. Я сразу его полюбил, – он замолчал, и на его лицо упала тень. – Через пару месяцев мои родители ушли куда-то вечером, а со мной вызвался посидеть сосед…

Давний друг семьи, он часто за мной присматривал. Он заинтересовался Гетти… и предложил поиграть… – Уинстон снова замолчал, и в наступившей напряженной тишине Адриан почувствовал, что ему стало трудно дышать. Наконец, Уинстон покачал головой и посадил куклу на сцену, словно был не в силах на нее смотреть. Блестящие черные глаза Гетти бессмысленно смотрели в публику. – Я тогда этого не понимал, но игра стала для него прикрытием, чтобы… чтобы… домогаться меня. Это был первый раз. Но… не последний.

По трибунам пронесся вздох. Люди прижимали ладони к губам. Взгляды были полны жалости и ужаса. Краем глаза Адриан заметил, как Руби вцепилась в руку Оскара.

– Я никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Мне был стыдно, я был растерян, – продолжая свою историю, Уинстон не сводил глаз с куклы. – Я не знал, что стал Одаренным, не знал еще несколько недель, а потом разозлился и бросился на мальчишку на класс старше меня, который съел последний кусок пиццы в буфете. Не успев осознать, что делаю, я выпустил в него свои нити. Я заставил его… – он снова помолчал и прокашлялся, – я заставил его разбить лицо о поднос. Он сломал себе нос.