Прорицатель со вздохом кивнул и замолчал. Других вопросов Ксантипп задавать не стал.
Скоро Павсаний вернулся, и отряд быстро прошел через ворота в стене. На другой стороне все спартанцы сели на коней и уже приготовились ехать дальше, когда Ксантипп услышал, как за его спиной прочистил горло Релас.
– Подожди, куриос, я ненадолго, – обратился он к стратегу.
– Что такое?
Релас не ответил. Бросив поводья Кимону, он спешился и прошелся вдоль стены, глядя вверх. Ему пришлось немного подождать, прежде чем тот, с кем они уже познакомились, спустился, стоя одной ногой в веревочной петле.
– Что за задержка, афинянин? – подал голос Павсаний.
Ксантипп уже немного подустал от его высокомерия.
– Вопрос долга, очевидно, – сказал он, посылая богам молитву, чтобы все закончилось хорошо, и надеясь, что Релас знает, что делает.
Спартанский стражник снял плащ, свернул его и, положив на камень, посмотрел на Реласа. Внезапно, не издав ни звука, мужчины рванулись навстречу друг другу. Ксантипп и Кимон вздрогнули от удара кулака о плоть. Замелькали, сцепившись, колени и локти, и Релас обрушился головой в лоб противника. Он в кровь разбил себе лицо, зато поверг спартанца на землю.
Релас стоял, тяжело дыша. Схватка была короткая и закончилась так же быстро, как и началась. Однако афинянин держал кулаки наготове, опасаясь нового взрыва. Спартанец поднялся на колено и взглянул на Павсания, прекрасно понимая, кто здесь в зрителях. Воспользовавшись недолгой передышкой, он вытер кровь с носа и губ. Один глаз у него уже заплыл и закрылся. Спартанец встал в полный рост, и, как показалось Ксантиппу, его ярость только разрослась вместе с ним.
Гнев породил шквал ударов с обеих сторон. Афинянин получил по плечам, затем увернулся и нанес спартанцу перекрестный удар над ухом. Ноги у стражника подкосились, он пошатнулся. Релас продолжил атаковать, снова и снова молотя кулаками по голове спартанца, пока тот не рухнул на спину. Стражник остался лежать в пыли, без чувств, с открытым окровавленным ртом.
Релас подождал, убедился, что противник больше не поднимется, и, отвернувшись, забрался на лошадь. Лицо и руки его были в крови. Ксантипп заметил, что Кимон смотрит на друга с плохо скрываемым восторгом.
Павсаний с отвращением во взгляде ткнул бока коня пятками, и конь поскакал.
Ксантипп подъехал к своей маленькой группе, когда Кимон хлопал афинянина по плечу.
– Было красиво, Релас, – негромко сказал Ксантипп. – Ты меня удивил.
– Не только тебя, но и этого высокомерного сукина сына, – заявил во всеуслышание Кимон.
Один из спартанцев обернулся на эти слова, но промолчал.
Ксантипп поморщился – неужели Кимон снова выпил? Разве он не выцедил последнее?
– Если бы ты не был в изгнании несколько лет, – продолжил Кимон, – ты бы знал, что Релас – человек известный.
– Да, многое пропустил, – признался Ксантипп. – Я должен тебя знать? – спросил он у самого Реласа, который замялся от смущения.