Тридцать дней тьмы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты собераешься на похороны?

Ханна кивнула. Конечно. Исходя из того, как все складывается, это наиболее удобный повод попробовать добиться хоть какого-то прорыва в данном деле. Разумеется, если до тех пор ничего не выяснится, а в этом она весьма сомневалась. Она собиралась завтра с утра под тем или иным предлогом навестить Эгира, если, разумеется, это не вызовет особых проблем. Кстати, о проблемах. Отныне ей нужно постараться держаться подальше от Маргрет. Она покосилась на лежащую между ними на столике предупредительно раскрытую адресную книгу Эллы.

Когда Ханна вернулась в свою комнату, на часах было уже начало третьего ночи. Ужинали они, по-видимому, где-то в районе полуночи, однако все эти часы беспросветной тьмы постепенно сбили ее с привычного дневного ритма. Темнота здесь пронизывала все вокруг. На самом деле она чувствовала себя слишком усталой, чтобы продолжать писать, однако, если верить в успех своего детективного проекта, следовало все же соблюдать определенный ритм в работе. Сонно зевая, Ханна уселась за клавиатуру компьютера, поставив рядом с собой бокал красного вина из последней бутылки. Сделав небольшой глоток, она продолжила с того места, где остановилась.

Все они знали, кто убийца, однако с ней об этом никто говорить не хотел. Она навещала его семью, ходила к друзьям и соседям, однако убийство это оказалось как будто замкнутым само в себе – оно исчезло. Никто не собирался бросать вызов власть предержащему, никто не хотел…

Стоп! Сага. Равнкель, которому никто не решался бросить вызов и который убил секирой пастуха за то, что тот прокатился на его коне. Ханна достала сагу. Как там отец пастуха отомстил за смерть своего сына? Она с жадностью принялась читать. Оказывается, отцу пастуха при поддержке состоятельных и авторитетных крестьян удалось привлечь Равнкеля к суду, и суд приговорил его к лишению усадьбы и всей власти; с помощью тех же самых крестьян отец пастуха сам исполнил приговор – выгнал Равнкеля и его людей из усадьбы, которая отошла ему самому. У него была прекрасная возможность разделаться с Равнкелем и раз и навсегда освободить край от тирана, однако он проявил милосердие и отпустил Равнкеля и его людей. Последствия, разумеется, оказались предсказуемы: со временем Равнкель снова становится сильным и могущественным, возвращается, ставит отца пастуха на колени, а имение возвращает себе. Удручающая история! Какова же мораль? Невозможно бороться с сильными мира сего, власть предержащие, как бы жестоки они ни были и как бы ни ненавидел их народ, всегда побеждают? Злобных тиранов следует уничтожать полностью, до конца, иначе они вернутся и вновь захватят власть? Ханна задумалась. Почему Элла дала ей именно эту сагу? Как ей выстраивать сюжет, чтобы избежать очевидного сходства? Есть ли какая-то особая связь между сагой и смертью Тора? Внезапно прозвучал выстрел, причем не где-то далеко в ночи, а совсем рядом, в гостиной! Затем еще один и еще! Звук разбитого оконного стекла, затем еще один выстрел. Ханна в страхе опустилась на пол и забралась под стол. Какого черта, что здесь происходит? После четвертого выстрела Ханна услышала звук автомобиля, стартовавшего с лужайки перед домом. Она быстро вскочила и успела рассмотреть, как пара высоко посаженных задних фонарей удаляющейся машины растворяются во мраке. Дрожащей рукой Ханна взялась за ручку двери и опрометью бросилась вниз по лестнице.

– Элла! Элла!

Под порывами ветра в разбитом окне отчаянно хлопали шторы, огонь в камине полыхнул с новой силой и перекинулся на ковер. Ханна бегом пересекла гостиную и решительно накрыла пледом начинающийся пожар; попутно она озиралась по сторонам – где же, черт подери, Элла?! Убедившись, что ни мертвых, ни умирающих в комнате нет, она поспешила в спальню хозяйки. Элла лежала в постели, но понять, жива она или мертва, было невозможно.

– Элла?

Ханна, с трудом передвигая внезапно отяжелевшие ноги, нехотя приблизилась к кровати и, стараясь быть храброй, осторожно вытянула вперед руку. Когда ее голень коснулась края кровати, она увидела, что лицо Эллы заливает смертельная бледность. Не помня себя от страха, Ханна потянулась к ее руке: да где же, черт возьми, следует искать этот пульс?

– А-ах!

Рука Эллы среагировала на ее прикосновение. Черт! Слава богу, она жива! От испуга и моментально пришедшего облегчения Ханна вскрикнула, ее крик подействовал заразительно, и вот уже обе женщины кричали в ночи до тех пор, пока не упали друг другу в объятия. Никогда прежде Ханна не испытывала такой благодарности. Она содрогалась всем телом.

– Какого дьявола, что это было?

Ханна попыталась взять себя в руки. Элла яростно затрясла головой и залопотала по-исландски, по-видимому ругаясь.

– Они убрались. Я видела, как они уезжали.

Элла выпрыгнула из постели так, будто, побывав на грани смерти, она стала на десяток лет моложе. Значит, в нее не попали – это уже хорошо! Ханна спустилась вслед за ней в гостиную; они зажгли свет и стали осматривать ущерб. Кроме одного высаженного окна разбитым вдребезги оказался стеклянный шкаф с фигурками слонов, и в диване появилась масса маленьких дырочек.

– Дробовик?

Элла с отсутствующим видом кивнула, вынула из руин шкафа своего любимого слона и принялась рассеянно крутить его в руках. Он не пострадал. Ханна поежилась – сквозь отсутствующее стекло в дом заползала по-зимнему холодная ноябрьская ночь.

– У тебя есть что-то, чем можно это заткнуть? И еще, ты сможешь сама позвонить в полицию?

Элла посмотрела на нее так, будто в одночасье разучилась понимать датский язык. Ханна повторила:

– Полиция. Виктор.