Тридцать дней тьмы

Ханна подержала записку у стекла чуть дольше, чем раньше. На этот раз Йонни, похоже, прочел послание. Он смотрел на стекло и заметно колебался. Затем он поднялся и пошел к окну.

– Что ты здесь делаешь?

Ханна вздрогнула и обернулась. За спиной у нее стояла Маргрет. А рядом с ней Виктор. Черт!

20

Только у самого «Браггина» Ханна перешла с бега на шаг. Вот ведь черт! Это ж надо было! Сначала чуть не попалась с поличным, а потом так струсила, что, ни слова не говоря, бросилась удирать во все лопатки. Какая же она идиотка! Что они могли о ней подумать? Ханна жадно ловила ртом холодный воздух, пульс никак не хотел приходить в норму. Она провела ладонью по лбу, стирая воображаемый пот, осмотрелась по сторонам. Никто за ней не гнался. Ну конечно. В Хусафьордуре далеко не убежишь. Если бы им хотелось ее найти, они бы легко это сделали. Внутри за стеклом маячили все те же экс-рыбаки с осоловелыми глазами. Ханна толкнула дверь, вошла в бар и заказала двойную порции виски, отчаянно стараясь унять дрожь в трясущихся руках. Залпом выпила виски и тут же заказала новую порцию. Бармен без лишних комментариев освежил ее стакан и коротко кивнул, как будто хотел сказать: «А помнишь, как мы с тобой предотвратили взятие заложника?» После этого он снова повернулся к женщине с собакой. Чуть пригубив, Ханна поставила стакан со второй порцией на стойку и уставилась в виски. О’кей. И какие у нее теперь варианты? Вернуться обратно, попросить прощения и попытаться объясниться? Нет уж. Что тут объяснять? Ситуация вполне читаемая. Рискует только лишний раз лицо потерять. Выбросить все из головы и вернуться домой? Нет уж, черт подери, теперь она не сдастся! Сделать вид, что ничего не случилось? И что это даст? Она не сможет больше видеться с Маргрет, если не постарается каким-то образом оправдаться. Сотрудничество с Виктором, считай, уже прервано, так что здесь ей терять нечего. Ладно, так тому и быть: она будет игнорировать этот прискорбный случай до тех пор, пока это будет возможно. Ханна стащила с себя куртку и заказала к виски стаканчик колы. Необходимо сосредоточиться. Как же ей теперь подобраться к Йонни? Кто знает, сколько времени он просидит тут за решеткой? А что потом? Если вообще будет это «потом». Ханна готова была себя убить. Собственными руками уничтожить единственный шанс поговорить с основным подозреваемым по этому делу! Спокойно. Довольно самобичевания, это все равно ни к чему не приведет. Рана! Ей надо сосредоточить внимание на ране от удара водочной бутылкой. Ханна огляделась. На первый взгляд ни у кого из окружающих не было ни повязок, ни каких-либо иных следов от удара бутылкой. Правда, у женщины с собакой была на голове шапка, однако по тому, как она сидела, нависая над стойкой и стоящим за ней Кожаным Жилетом, не похоже было, чтобы она могла всерьез схлестнуться с мужчиной, разумеется, не принимая во внимание сексуальный аспект. Ханну раздражало, что собачница полностью завладела вниманием бармена. Во-первых, Ханне хотелось заказать новую порцию выпивки, а кроме того, она надеялась на более подробное интервью с ним об Эгире. Интуиция подсказывала ей, что от говорящих на исландском подвыпивших рыбаков она мало что узнает. Вздохнув, она достала из кармана прихваченную от Эллы сагу. Что ж, видно, придется убивать время, познавая душу исландского народа.

«Сага о Равнкеле Фрёйсгодесе». Масса мужских имен, кто-то был чьим-то отцом, кто-то чьим-то сыном, великое множество названий мест, о которых Ханна никогда не слышала. Она отчаянно щурилась – нужно было взять с собой очки для чтения. Сделала над собой усилие и попыталась разобраться в родственных отношениях и топонимах. Сюжет стал постепенно вырисовываться. Жил-был могучий и знатный человек по имени Равнкель. Он владел целым краем, поступал как ему вздумается и, если сам того не хотел, никогда и никому не шел навстречу. А хотел он этого редко. У Равнкеля был жеребец по кличке Фрёйфаксе, которого он любил больше всего на свете. Он поклялся, что никто, кроме него, не сядет на жеребца, – того же, кто сделает это, он убьет. Ясное дело, очевидная подстава. Ханна полистала книгу. Остается только дождаться, когда появится кто-то, кто сядет на него. Ага, вот оно. Через несколько страниц появился бедный пастух, который, хотя и мог выбирать среди множества кобыл, все же проехался на жеребце. Дальше, дальше. Равнкель пришел в бешенство, налетел и зарубил пастуха секирой. Вообще-то он не хотел этого делать, но обещание есть обещание, и раз уж поклялся в чем-то самому себе – следует держать слово.

– Повторить еще?

Ханна подняла взгляд на бармена, который наконец избавился от женщины с собакой, вероятно ушедшей домой. Ханна с благодарностью проследила за рукой, наливающей ей новую порцию виски. Отхлебнув глоток, она внезапно замерла, поражаясь самой себе. В данный момент ей больше хотелось вернуться к истории о Равнкеле Фрёйсгодесе. Неужели же можно безнаказанно зарубить другого человека, а выспрашивать бармена об отношениях Тора с отцом нельзя? Однако книги так удивительно толерантны.

– Ты хорошо его знаешь, этого Йонни? Такое впечатление, что у вас с ним какие-то особые отношения.

Крепко держась обеими руками за край стойки, бармен пожал плечами.

– Я знаю всех молодых людей у нас в деревне. Но вообще-то о Йонни мне известно меньше других. О нем и о Торе.

– Почему?

Ханна заерзала на стуле.

– Все прочие либо идут мимо, либо зависают тут, внутри, либо пытаются купить немного спиртного с черного хода. Это те, кто еще не достиг нужного возраста, – ты наверняка понимаешь, что я имею в виду. А эти двое никогда… Я всегда считал их весьма приличными юношами. Никаких драк или чего-то подобного.

Ханна была удивлена. Если эти двое были чуть ли не образцами добродетели, то почему один из них теперь убит, а другой сидит в тюрьме? Это как-то не вяжется с тем представлением, которое сложилось у нее о Йонни. Она осторожно спросила:

– А почему Йонни угрожал Эгиру?

Кожаный Жилет снова пожал плечами. Ладно, нет. Да и откуда ему знать?

– Думаешь, Йонни подозревал, что Эгир каким-то образом повинен в смерти Тора?

По лицу бармена пробежала легкая гримаса, которая могла означать и да и нет. Ханна продолжала сверлить его взглядом.

– Ты считаешь, что Эгир имеет какое-то отношение к гибели собственного сына?